Первая мировая война стала рубежным событием в истории России, изменила весь ход общественно-политического и экономического развития страны. В политической сфере привела к вызреванию общенационального кризиса, росту революционного движения, переходу всех политических сил в оппозицию к правительству, в итоге – революционным потрясениям 1917 года. В экономике начавшаяся война вызвала усиление механизмов государственного регулирования, мобилизацию и перераспределение материальных и людских ресурсов.
Одной из основных проблем в экономическом развитии страны стала нехватка рабочих рук, вызванная мобилизацией основной части трудоспособного мужского населения в армию. Уже в первый год войны в армию было призвано 6,5 млн. человек, а к концу войны в армии находилось уже более 18 млн. человек. Одним из крупнейших поставщиков пополнений для фронта в Казанском военном 161 округе являлась Симбирская губерния. Здесь в пяти городах дислоцировались 10 запасных пехотных и один кавалерийский полк, ополченская дружина и несколько отдельных команд. Местные гарнизоны ежемесячно отправляли на фронт не менее 50 маршевых рот [18, с. 237]. На фронт была призвана основная часть работоспособного мужского населения. Только за 1914 год в Симбирской губернии прошло 4 мобилизации.
Но фронт требовал все новых и новых солдат – боевые потери России за 3,5 года войны составили: убитыми – 775,4 тыс., увечными – 348,5 тыс., пленными – 3 млн.349 тыс., ранеными и контуженными – более 3 млн. человек [25, с. 4]. Из-за нехватки требуемого количества людей власти вынуждены были прибегнуть к переосвидетельствованию ранее освобожденных от службы крестьян и отправке их на фронт.
В Симбирской губернии мобилизации следовали одна за другой, в среднем было проведено 10 мобилизаций (их число для каждого уезда было свое, строго определенное). Всего к концу 1917 года в губернии было мобилизовано в армию 49,4% трудоспособных мужчин (в возрасте от 18 до 50 лет) [17, с. 152].
Мобилизации мужчин в армию весьма чувствительно ударили по деревне. Из новобранцев принятых на службу в 4-х призывах более половины приходилось на земледельцев. Например, в волостях Курмышского уезда столяры и плотники, кузнецы и слесари, печники и каменщики, сапожники и портные составляли 11,8% от общего числа мобилизованных в октябре 1914 года [12, л. 25, 54, 85]. С учетом того, что в армию призывалась самая жизнедеятельная и наиболее квалифицированная часть населения, урон, нанесенный всему хозяйству губернии мобилизациями, был очень высок.
Сокращение численности мужского населения в сельской местности (уже в 1915 году убыль составила по сравнению с 1913 годом 21106 человек) привело к изменению соотношения численности мужчин и женщин [9, л. 4; 21, с. 11; 21, с. 11]. Так, на третий год войны число мужчин трудоспособного возраста в волостях Алатырского, Буинского и Курмышского уездов Симбирской губернии по сравнению с 1911 годом сократилось более чем на 1/3 – с 53604 до 35285 человек. При этом в Алатырском уезде в 1911 году на 100 мужчин приходилось 104,5 женщины, а в 1916 году — уже 138,7. В 1911 году в целом по губернии на 100 мужчин приходилось 99,4 женщин, в 1916 – 124,5 [23, с. 46].
Мобилизация мужчин на фронт была главным, но далеко не единственным каналом, по которому происходил отток рабочей силы из деревни. Немало крестьян уходило на сторонние заработки. Оставшиеся в деревне мужчины привлекались местными властями к рубке леса, выполнению подводной и многих других повинностей. Заботы по ведению хозяйства легли в основном на плечи женщин, подростков и стариков. Так, на третий год войны на одно крестьянское хозяйство в волостях Алатырского уезда в среднем приходилось 0,78 работника и 1,5 работницы, в волостях Буинского – соответственно 0,96 и 1,28, Курмышского – 0,83 и 1,43 [24, с. 2,4].
Мобилизация в армию и уход крестьян на заработки вызвали резкую нехватку рабочей силы как в крестьянском, так и в помещичьем хозяйствах. Но в первую очередь от недостатка рабочих рук страдали бедняцкие хозяйства. Зажиточные крестьяне зачастую откупались от службы – получали отсрочки или неподалеку от дома устраивались снабженцами, подрядчиками в различные тыловые организации военного ведомства. Не удалось прекратить данную практику и после создания в 1916 году специального комитета [19, с. 11].
О последствиях мобилизации большого числа трудоспособных крестьян говорится в документах Алатырского уездного земского собрания, состоявшегося 19 ноября 1914 года: «…Положение многих крестьянских хозяйств, особенно молодых, оставшихся без работников, печально, что в значительной мере усиливалось исключительно неблагоприятной погодой. Скошенный и сжатый хлеб портился и в рядах, и в снопах; снопы, благодаря дождям и размокшим дорогам, нельзя было перевезти на гумно; молотить даже на семена и то приходилось урывками… Озимый сев в силу чрезвычайной сырости почвы задерживался и часто выполнялся наспех и не аккуратно даже в хозяйствах с полным составом работников, а солдаткам-хозяевам волей-неволей приходилось ждать не только благоприятной погоды, но и посторонней помощи» [15, с. 73].
Значительную помощь солдатским семьям в уборке хлебов и севе озимых оказывали сельские общины, организовывая по воскресным и праздничным дням «помочи». Но подобная практика получила развитие только в начальный период войны. Нехватка рабочей силы, как в крестьянском, так и в помещичьем хозяйствах вызвала значительное удорожание труда наемных рабочих, которое проявилось уже в первый год войны по всем видам сельскохозяйственных работ (см. таблицу 1).
Таблица 1. Динамика цен на сельскохозяйственные работы в Симбирской губернии в 1902–1914 годы (в руб.) [20, с. 18; 21, с. 12; 22, с. 12]
По материалам министерства земледелия, в 1916 году цены на рабочую силу увеличились в Симбирской губернии по сравнению с 1913 годом на 17,2%. [2, с. 28]. Но рост поденной платы не означал повышения жизненного уровня крестьян, работавших по найму. В годы войны темпы роста заработной платы отставали от темпов роста цен на сельскохозяйственные продукты и 163 промышленные товары, а покупательная способность рубля накануне Февральской революции составляла лишь 26–27 довоенных копеек [14, с. 66].
Проблему обеспечения сельского хозяйства рабочими руками правительство пыталось решить путем использования труда военнопленных и беженцев. Из 553,2 тысяч солдат и офицеров противника, захваченных в плен Россией к 1 сентября 1915 года, в распоряжение Министерства земледелия было выделено 326,5 тыс. человек (59%) [26, с. 451].
В Симбирской губернии работало в сельском хозяйстве около 9 тысяч военнопленных (преимущественно чехов и поляков). Около 70% их использовались на работе в помещичьих хозяйствах, остальные находились в хозяйствах зажиточных крестьян [1, с.19]. Труд военнопленных в сельском хозяйстве применялся во всех уездах губернии. Так, в Алатырском уезде было занято 123 военнопленных, в Буинском – 444, Курмышском – 315. Всего в данных трех уездах было задействовано 882 военнопленных, из них — 694 человека земства выделили частновладельческим хозяйствам [24, с. 2, 4]. В сельских общинах военнопленные использовались главным образом в кулацких хозяйствах, так как бедняки, не имея денежных средств, не могли прибегнуть к их найму. Уровень стоимости труда военнопленных по уездам существенно колебался – от 3 до 10 рублей в месяц к 1 июня 1916 года (в Симбирском уезде – 6-10 руб., в Курмышском – 3-6 руб., в Карсунском – по 3 руб., в Сызранском – 7 руб., в Ардатовском – по 3 руб. в месяц) [7, л. 36].
Половина указанной суммы поступала в распоряжение земств в возмещение расходов на найм охраны, покупку обмундирования и тому подобное, а другая часть выдавалась пленным на руки. Военнопленные лишь незначительно восполняли изъятую из села рабочую силу: в целом в губернии было мобилизовано 150–160 тысяч человек, военнопленные, занятые здесь на хозяйственных работах, составляли лишь 9 тысяч человек. К тому же в 1917 году число пленных в губернии резко сократилось на 35–60%, видимо, это было связано с крайне низкой производительностью труда подневольных иностранцев. Об этом свидетельствуют сообщения различных источников: «Высланные в пределы Симбирской губернии военнопленные, находящиеся на сельскохозяйственных работах в экономиях, упорно отказываются от выполнения этих работ», «пленные работали менее производительно, чем местные рабочие», «иностранцы вообще выражали нежелание идти на работу в уезде» и т.д. [27, с. 2].
Отчасти это объясняется теми ужасными условиями, в которых им приходилось жить и работать. По принятым правилам военнопленные предоставлялись сельским хозяйствам на работы за плату, половина которой поступала в земскую управу в возмещение расходов по их содержанию, в которые входило: распределение на работы, обеспечение медицинской помощью, наблюдение за обеспечением их продовольствием, одеждой и обувью, за санитарным состоянием их мест работы. Но даже этот минимальный комплекс житейских мероприятий не выполнялся. Сообщения о многочисленных нарушениях дошли даже до штаба Казанского военного округа, который привлекал к ним внимание симбирского губернатора в телеграмме от 19 февраля 1916 года. Ключарев, в свою очередь обратился к губернским и уездным земским и городским управам губернии: «Поступают заявления о крайне разнообразном содержании военнопленных, отпущенных на работы, причем некоторые организации не считают себя обязанными заботиться о военнопленных, почему прошу подтвердить организациям, что учреждения, получившие в свое ведение военнопленных обязаны … питать пленных не менее того, что им положено по закону: 2ф. хлеба, 24з. крупы, и четверть фунта мяса, давать возможность военнопленным посещать бани, предоставлять соответствующие помещения и при заболевании оказывать медицинскую помощь» [7, л. 1, 15].
Но ситуацию изменить не удалось, несмотря на относительное увеличение заработной платы пленным (в 1917 году она составила 15 руб.) [5, л.1]. Командование Казанского военного округа «засыпало» симбирского губернатора гневными телеграммами, а губернатор переадресовывал их городским и земским управам. Вот одна из таких телеграмм губернатора от 9 марта 1916 года: «Командующий войсками Казанского военного округа уведомил меня, что предъявленные им требования, направленные к закономерной постановке дела устройства быта и довольствия пленных, состоящих на работах, большинством работодателей не выполняются. Так, при осмотре пленных, прибывших с работ к одному из воинских начальников, на них обнаружено совершенно истлевшее, пропитанное грязью белье, большей частью одна смена, изодранная, в лохмотьях, одежда, негодная к носке обувь и масса паразитов (вшей) на белье, одежде и на теле большинства пленных. Предлагаю безотлагательно принять меры к устранению этих непорядков» [7, л. 19].
Проблему дефицита рабочих рук в сельском хозяйстве правительство пыталось решить и за счет привлечения к нему беженцев. По данным Министерства земледелия общая их численность превышала 3 млн. человек. Их и решено было распределить по уездам на сельскохозяйственные работы. 4 февраля 1916 года в Симбирскую губернию пришло постановление «Министерство земледелия губернским и уездным земским управам о восполнении убыли рабочих рук в сельском хозяйстве», в котором были соответствующие распоряжения. Привлечение беженцев к труду в сельском хозяйстве обосновывались тем, что «для большинства из них земледелие составляет исконный промысел» [7, л. 13].
Вскоре с началом наступления германской армии на фронтах, в Симбирскую губернию хлынул поток беженцев, которые довольно неравномерно распределялись по уездам. Например, к началу октября 1915 года в Алатырском уезде находилось 3509 эвакуированных, в Курмышском – 1109, Буинском – 2677 человек [8, л. 12]. Распределением эвакуированных на различные сельскохозяйственные работы правительство стремилось сократить расходы на пособия беженцам и одновременно несколько смягчить недостаток рабочих рук в деревне. В 1916 165 году в Симбирской губернии в сельском хозяйстве уже работало более 4 тысяч беженцев. В случае отказа от предоставляемых работ они лишались всякой государственной помощи. Поэтому уже к лету 1916 года основная часть трудоспособных беженцев была трудоустроена в сельском хозяйстве [11, л. 112, 113].
Но производительность их труда была очень низкой, что можно отчасти объяснить тяжелыми условиями, в которых они оказались. Пособия были незначительными. Квартирная и продовольственная помощь предусматривалась только для детей до 14 лет, нетрудоспособных и трудоспособных, не могущих покинуть семью. Размер продовольственного пайка в зависимости от местных цен и условий устанавливался Губернским Совещанием от 15 до 20 копеек в день на человека. Даже правительство понимало, что этот паек недостаточен и может служить лишь прибавкой к имеющемуся заработку. А с 1 октября 1916 года к тому же с пайка снимались беженцы, устроенные на сельскохозяйственные работы (примерно 50% от общего их числа) [4, л.1]. Поэтому и правительство, и губернские власти содействовали благотворительным акциям, направленным на оказание помощи беженцам.
Народ откликался на подобные мероприятия, но собранные на них средства зачастую терялись, а их организаторы безуспешно пытались найти их следы. Так, в 1915 году в селениях от Ардатовского уезда производился добровольный сбор пожертвований под названием «ковш зерна нового урожая» на нужды местным беженцам. По Ардатовской волости собрали 219 пудов 10 фунтов ржи, 280 аршин холста, 13 шт. полотенцев, 2 платка, 7 рубах, 4 кальсон; хлеб был продан по 1 рублю за пуд, всего на 219 руб. 15 коп.
Подобные сборы прошли и по другим волостям. Организатором акции выступило Ардатовское отделение Комитета Великой Княжны Татьяны Николаевны для оказания помощи пострадавшим от военных бедствий. Дела были столь сильно запутаны, что даже в 1917 году бывший Татьянинский комитет, преобразованный во Всероссийский комитет, все еще пытался выяснить, куда пошли собранные средства [3, л. 1].
Неэффективность привлечения к сельскому хозяйству беженцев объяснялась не только их тяжелым положением. Эвакуированные неохотно шли на сельскохозяйственные работы из-за более низкой, чем у местных наемных работников, оплаты труда. Попытки администрации решить проблему восполнения рынка рабочей силы использованием в народном хозяйстве также иностранных рабочих (наемных рабочих из Китая и Ирана) и солдат запасных войсковых частей также не дали результата. Нежелание нанимателей принимать иностранных рабочих объяснялось, по их словам, тем, что «желтый труд был дорогим и малопродуктивным» [16, с. 70, 71]. Таким образом, использование в народном хозяйстве незначительного числа военнопленных и беженцев, как и другие мероприятия властей, лишь немного обеспечили нужды крестьянства в рабочей силе, несколько сократив мобилизацию местного населения на тыловые работы (строительство дорог, рубка леса и т.п.).
Недостаток рабочих рук и рабочего скота явился одной из причин сокращения посевных площадей в губернии (да и по всей стране). Уже в 1914 году симбирские власти говорили о неизбежности этого: «Нужда в посевных семенах и довольно острая, будет наблюдаться во всех уездах… особенно в западных. Надо иметь в виду, что во многих случаях сократились заработки и сократилось число рабочих рук, население пойдет по пути наименьшего сопротивления – сократит запашку» [6, л. 13]. Сокращение посевных площадей, мобилизация мужчин на фронт, реквизиция рабочего и продуктивного скота вызвали в свою очередь падение урожаев всех сельскохозяйственных культур, которое в значительной мере про- явилось уже в 1914 году, когда сбор фактически всех зерновых культур в губернии упал до уровня 1902 года, валовый сбор зерна упал на 15-20% [20, с. 3; 21, с. 3; 22, с. 3].
Проблема нехватки рабочих рук препятствовала также развитию промышленных предприятий Симбирской губернии. В промышленности возросла доля женского и подросткового труда, труда военнопленных. Одновременно снизилась производительность труда, ухудшилось качество выпускаемой продукции. Кроме того, в связи с тем, что железнодорожный и водный транспорт был занят главным образом перевозкой войск и военных грузов, промышленные предприятия не обеспечивались в должном объеме сырьем и топливом, а население – предметами первой необходимости. Многие пред- приятия, производившие товары для гражданского населения, вынуждены были сократить производство.
Так на канатно-прядильном заводе М.Е. Рябова падение производства составило 25%, число рабочих на 15 марта 1915 года сократилось с 24 до 18 человек по причине уменьшения спроса на производимую продукцию. На писчебумажной фабрике Т.Д. Щербакова падение производства составило 15%, сокращение рабочих с 200 до 180 человек произошло по нескольким причинам: железнодорожные трудности, уменьшения кредита. Завод механической обработки дерева «Фанера» В.Н. Гергена заявил о сокращении объемов производства на 60% и рабочих с 25 до 10, в связи с затруднениями в сбыте изделия, ранее вывозимого за границу. Падение производства на 35–50% с сокращением числа рабочих на 1/3 было отмечено также на многих других предприятиях, не работавших на военное ведомство. До войны данные предприятия приносили большую прибыль владельцам и ежегодно увеличивали производство [10, л. 39].
Как и в сельском хозяйстве, правительство пыталось решить данную проблему привлечением труда военнопленных. Сохранились отрывочные сведения о числе военнопленных на суконных фабриках Симбирской губернии на 1915 год. Так в товариществе «Наследники А.И Виноградова» было занято 200 военнопленных, на суконных фабриках М.М. Кузнецова – 172. Труд военнопленных использовался в Товариществе Старо-Тимошкинской мануфактуры братьев Акчуриных, при восстановлении сгоревшей и строительстве новой Языковской фабрики. Только на суконных фабриках в Буинском уезде было занято 1210 военнопленных [13, л. 31].
Положение военнопленных было крайне тяжелым: владельцы заводов не снабжали их теплой одеждой, хотя это вменялось им в обязанность, не следили за условиями их труда и качеством питания. Часто в связи с этим возникали случаи отказов пленных от выполнения работ. В конечном счете, привлечение военнопленных для работы на промышленных предприятиях также не решило проблемы дефицита рабочей силы в промышленности. В годы первой мировой войны подавляющая часть предприятий, прежде всего, выпускавшие товары широкого потребления, закрываются или сокращают производство. Мероприятия правительства по преодолению кризисных явлений в экономике не дали результатов. Одними из важнейших показателей эффективности экономической системы государства являются возможности мобилизации и перераспределения материальных и людских ресурсов в экстремальных условиях военного времени.
События первой мировой войны, вызванные ею топливный, продовольственный, транспортный кризисы, острый дефицит рабочей силы, возникшие проблемы размещения и содержания военнопленных и беженцев свидетельствовали о том, что мобилизационные механизмы в России сформировались не в полной мере и работали не эффективно. Устойчивое развитие рыночных, капиталистических отношений в стране начинается только со второй половины XIX века. Россия включается в мировые хозяйственные связи, становится частью мирового рынка.
Российское правительство вело поиски наиболее оптимального сочетания рыночных механизмов, эффективно работавших на западе, и собственных, исторически сложившихся традиций, связанных с наличием мощного государственного сектора в экономике и определяющим влиянием государственной власти на хозяйственное развитие страны. Процесс выработки своей модели экономического развития в начале XX века не был завершен, что стало одной из причин дезорганизации экономической системы в годы первой мировой войны.
Аналогичные процессы наблюдались и в других странах-участницах конфликта. Попытки создания такого механизма будут предприняты уже советским правительством после октябрьской революции, но уже в совершенно иных общественно- политических условиях, на основе командно-административных методов управления экономикой. 168
Автор: Целовальникова И.И. (Оригинальное название статьи: Использование труда военнопленных и беженцев в промышленном и сельскохозяйственном производстве Симбирской губернии в годы первой мировой войны. Сокращение названия произведено в целях улучшения поиска по запросам российских и зарубежных пользователей).
Литература:
1. Вестник сельского хозяйства. –1916. – №2. – С. 19.
2. Вестник статистики. – 1920. – №11. – С. 28.
3. Государственный архив Ульяновской области (ГАУО), ф.36, оп.1, д.9.
4. ГАУО, ф.46, оп.2, д. 864.
5. ГАУО, ф.46, оп.3, д.155.
6. ГАУО, ф.46, оп.9, д.120.
7. ГАУО, ф.46, оп.10, д.183.
8. ГАУО, ф.46, оп.11, д.4.
9. ГАУО, ф.48, оп.1, д. 309.
10. ГАУО, ф. 76, оп. 1, д. 1107.
11. ГАУО, ф.76, оп.2, д. 2048.
12. ГАУО, ф.78, оп.2, д.1229.
13. ГАУО, ф. 195, оп. 1, д. 6.
14. Гусаков А.Д. Денежное обращение дореволюционной России. – М., 1954.
15. Журналы Алатырского уездного земского собрания: сессия 1914 года. – Алатырь, 1915.
16. Журналы и доклады Симбирского городского земского собрания очередной сессии 1916 года. – Симбирск, 1917.
17. Захаров С.П. К вопросу об аграрных отношениях в Симбирской губернии накануне февральской буржуазно-демократической революции // Ученые записки УГПИ. – Ульяновск, 1957. – Вып. 1. – Т. 12. – С. 142–157.
18. Край Симбирский. Краткий исторический очерк / под ред. В.Н. Сверкалова. – Ульяновск, 1989.
19. Николаев Г.А. Изменение производительных сил в сельском хозяйстве Чувашии в годы первой мировой войны (1914–февраль 1917 гг.) // Чувашия в годы первой мировой войны: сборник статей. – Чебоксары, 1985. – С.5–23.
20. Обзор Симбирской губернии за 1902 год. – Симбирск, 1903.
21. Обзор Симбирской губернии за 1913 год. – Симбирск, 1914.
22. Обзор Симбирской губернии за 1914 год. – Симбирск, 1915.
23. Ойкин С.А. Экономика Симбирской губернии в годы первой мировой войны. Деятельность военно-промышленных комитетов. – Ульяновск, 1990.
24. Поуездные итоги сельскохозяйственной переписи 1916 года. – Симбирск, 1917.
25. Россия в Мировой войне 1914–1918 гг. (в цифрах). – М., 1925.
26. Сидоров А.Л. Экономическое положение России в годы первой мировой войны. – М., 1973. 27. Симбирянин. – 1916, 12 августа. – С. 2.