Важным показателем положения крестьян, занимавшихся местными сельскохозяйственными промыслами, являлась заработная плата. Ее уровень устанавливался под влиянием спроса и предложения рабочей силы. Колебания в оплате труда зависели не только от естественных причин: урожая хлебов и трав, видов и количества выполненных работ, срока и времени службы, полом, возрастом и опытом нанимавшегося, хозяйским или собственным содержанием и т.д. Огромное аграрное перенаселение, нищета, другие неблагоприятные факторы вынуждали крестьян нередко наниматься на работу на кабальных условиях.
Большое распространение, в частности, получила заблаговременная («зимняя») наемка. Она служила для хозяев «одним из самых сильных средств понижения цен на труд»[1] и состояла в использовании нанимателем финансово-экономических трудностей крестьян для гарантированного обеспечения своих хозяйств максимально дешевой рабочей силой. Этого удавалось достичь путем выдачи крестьянам задатка в размере всей зарплаты или какой-либо ее части. В конце года крестьянам приходилось уплачивать налоги, погашать недоимки, частные долги. В бедняцких хозяйствах начинала ощущаться нехватка продовольствия. Чтобы раздобыть денег, приходилось брать задатки под будущие полевые работы. Такая ситуация ухудшала при заключении договора позиции нанимавшегося, выступавшего в роли просителя и соглашавшегося «на всякую, самую низкую оценку разных полевых работ»[2]. «Уже с осени каждого года, – писали тамбовские статистики, – начинаются хождения крестьян группами и в одиночку в усадьбы землевладельцев с просьбами нанять их или, по крайней мере, записать кандидатом на работы следующего сельскохозяйственного года»[3]. Часто крестьянин даже не получал в руки причитающегося ему задатка, и вся сумма сразу передавалась сборщику податей.
Нанимателям заблаговременный способ снабжения рабочей силой был удобен дешевизной и тем, что освобождал от хлопотливых поисков работников перед началом работ. Эти выгоды несколько снижались недостаточно качественной работой слабо материально заинтересованных рабочих, их неявками по разным причинам к месту службы. Опытные хозяева старались в какой-то мере сгладить отрицательные моменты зимней наемки. Они выдавали умеренные задатки, фиксировали договоры в волостных правлениях, оговаривали систему штрафов за невыполнение обязательств, использовали практику круговой поруки, отбирали крестьян из более крепких хозяйств, отличавшихся трудолюбием и добросовестностью.
Злонамеренное массовое невыполнение крестьянами условий заблаговременного найма вряд ли было возможно, хотя в источниках, исходивших из помещичьей среды, об этом говорилось. К примеру, тамбовский губернатор указывал на немалые затруднения в экономиях, вызывавшиеся тем, что «рабочие весьма часто, по совершенно неуважительным причинам, в самую страдную рабочую пору, несмотря на существование договоров, оставляли своих первоначальных нанимателей и переходили к другим, предложившим им несколько большую плату. Без строгого взыскания за самовольное оставление работ, владелец почти бессилен бороться с этим злом; существующие же условия преследования виновных не всегда достигают своей цели, так как рабочий, являясь к хозяину по требованию подлежащих властей, своим образом действий вынуждает владельца нарушать договор и таким путем достигает своего желания и очень часто остается совершенно безнаказанным»[4]. Бобровская уездная земская управа Воронежской губернии (в этом уезде имелись наибольшие в губернии площади частновладельческой земли) отмечала большие убытки хозяев имений «от недобросовестности и неаккуратности рабочих», которые «нанимаются исполнить какую-либо срочную работу и не являются к назначенному сроку, часто бросают ее не закончивши или же отказываются от работ, несмотря на заключенные условия, на полученные задатки»[5]. Все же нужно учитывать, что к имениям крестьяне были привязаны сотнями нитей, и уклоняться от взятых на себя обязательств без весомых причин было бы для них недальновидным и неразумным делом. «Соседний крестьянин, живущий своим домом, не выполнит договора только по совершенной невозможности его выполнить, потому что он всегда под боком, всегда в известной зависимости от сравнительно богатого землевладельца»[6]. Конечно, непредвиденные трудности в экономически слабых крестьянских хозяйствах действительно могли возникнуть (гибель лошади, болезнь работника или членов семьи, поломка инвентаря и т.д.), и тогда крестьянин мог не явиться на работу или не выполнить ее в срок. Но, в любом случае, первопричину неурядиц, возникавших вследствие заблаговременного найма, следует искать не в «дурном» нраве крестьян, а в тяжелых условиях самого найма и бедственном положении нанимавшихся крестьян. То, что конфликты между сторонами найма возникали, сомневаться не приходится: «Слышатся всеобщие жалобы крестьян на неимение и невыгодность местных заработков и жалобы землевладельцев о неимении порядочных рабочих и невозможности обрабатывать землю наймом. И те, и другие правы. Крестьянин вследствие нужды с зимы начинает отыскивать работы, при непременном условии получения всех денег вперед, обязываясь работать у всех, кто только ему даст денег, занимает у кулаков деньги и хлеб и за огромные проценты обязывается исполнять извозные работы. Когда наступит время сельских работ, крестьянин, не имея рабочей силы, стараясь кое-как выполнить обязательства, у одних выполняет дурно, у других совсем не выполняет, свою землю обрабатывает несвоевременно и весьма плохо. Несомненно, что плата за такое выполнение работы не может быть высока, и из года в год землевладельцы начинают избегать подобного способа обработки земли, крестьянин же не имея кредита, которым пользовался у землевладельца, вынужден обращаться исключительно к кулакам. Подобное положение ведет к разорению, как крестьян, так и помещиков»[7].
Точных данных о размерах понижающего эффекта, оказываемого на зарплату зимней наемкой, нет: сведения касаются отдельных полевых операций, очень разнообразны и разобщены. Тем не менее, можно установить, что в Воронежской губернии потери крестьян от зимней подесятинной наемки на уборке составляли около 30–40 %, а в Тамбовской губернии на обработке и уборке десятины озимого хлеба – 45–50 % по сравнению с ценами летнего времени[8]. Податной инспектор Тамбовского уезда указывал в отчете за 1895 г.: «Крестьяне нанимаются за деньги или за снимаемую землю. При осенней и зимней наемке они получают или соответственное количество земли на один посев или деньгами вперед: за обработку одной десятины с уборкою и доставкою хлеба на гумно 4,5–6 рублей, при найме перед началом работ 8–12 рублей»[9]. Как видим, в этом случае летние цены были в 1,8–2,7 раза выше. Несколько меньшие цифры получаются при анализе сведений, полученных тамбовскими статистиками непосредственно от хозяев. Так, обработка десятины под рожь (взметать, передвоить, скосить, связать, свозить) при зимней наемке оценивалась в 1898 г. на 22,4 % ниже, чем перед началом работ, в 1899 г. – на 30,4 %, в 1900 г. – на 35,3 %. Выполнение тех же операций на одной десятине под овес обходилось дешевле при зимнем найме, соответственно по годам, на 22,6 %, 37,0 %, 30,5 %[10]. В Кирсановском уезде при найме сдельных рабочих летом хозяевам в начале 1870-х гг. приходилось платить иногда даже в два раза больше, чем зимой[11]. Цены зимнего найма показывают предельно минимальный уровень оценок земледельческих работ. Такие оценки отличались постоянством и мало менялись во времени, поскольку наниматели старались представить их как «обычные», повторяющиеся из года в год. Неудивительно, что взявшие задаток крестьяне отрабатывали его неохотно, работу выполняли с низким качеством. Некоторые хозяева, говорилось в одном из тамбовских статистических сборников, понимали, что «правильная, взаимовыгодная расценка каждой работы и достаточно удовлетворительное ее выполнение достигается только при свободном договоре, при наступлении времени работ», что в этом случае «уже не бывает никаких неудовольствий между нанимателями и рабочими»[12].
Труд закабаляемых местных крестьян был менее производительным и уступал по качеству работе свободных сельскохозяйственных рабочих, заключавших договора на лишенной грабительских условий основе. Дальнейшее развитие товарно-денежных отношений в деревне требовало замены зимней наемки более прогрессивными формами найма.
Еще большее влияние, чем заблаговременный наем, на понижение заработной платы оказывали отработки. В тех случаях, когда у землевладельцев недоставало свободных денег на оплату всех необходимых по имению работ, отсутствовало требуемое количество инвентаря, а у крестьян не хватало средств для уплаты арендных сумм за снятую землю, применялись отработки. Формально, крестьяне снимали землю на основе денежных расчетов с назначением помещиком определенной платы за каждую десятину, а фактически, отрабатывали эту сумму своим трудом. В договорах специально оговаривалось, что крестьянину полагалось вначале выполнить необходимые работы в имении, а потом уже в собственном хозяйстве. Землевладельцы старались регулировать арендную плату и стоимость работ таким образом, чтобы съемщики как можно больше трудились в имениях. В результате, отрабатываемые съемочные цены почти всегда оказывались выше назначаемых владельцами при денежной аренде. В Липецком уезде Тамбовской губернии одна десятина сдавалась за отработку по 16–18 руб., а за деньги – по 12 руб.[13] В Кирсановском уезде Тамбовской губернии денежная аренда озимой десятины обходилась в 15 руб., а за отработки – в 20 руб.[14]. Крестьяне были вынуждены соглашаться с такими условиями найма, так как отработки не требовали внесения хозяину денег. Случалось, что из-за низких оценок работ и высокой арендной платы, крестьянин физически не успевал ко времени уборки отработать нужную сумму, тогда ему запрещали увозить урожай с арендованной земли, заставляли или продать его за бесценок или перенести долг на следующий год. «Исполнение различных работ в частновладельческих хозяйствах за весьма необходимые крестьянину угодья, – писал С.Ф. Руднев, – наем на работы, тесно граничащие с кредитными операциями – все это такие условия, которые способствовали снижению заработной платы до минимума»[15].
Проблема роли отработок являлась в 1960–1980-х гг., как отмечал В.Г. Тюкавкин, «одной из ключевых в изучении аграрного вопроса периода капитализма»[16]. Подвергая научной критике представления А.М. Анфимова о господстве отработок и крепостничества в аграрном строе дореволюционной России, В.Г. Тюкавкин справедливо считал и убедительно доказал, что отработки не могут рассматриваться в качестве формационно-образующего фактора, что они не свидетельствовали о крепостничестве или полукрепостничестве, а выступали только в качестве способа оплаты, одного из способов найма[17]. Сравнительно широкое распространение отработочной системы объяснялось, прежде всего, отсутствием у многих помещиков крупных капиталов, необходимых для перестройки хозяйства после 1861 г. Поэтому они были вынуждены прибегать к отработкам, как единственно возможному способу приобретения рабочей силы. В то же время нехватка денег и земли обуславливали большой спрос на отработки со стороны крестьян. Это приводило к более тяжелым условиям договоров работы, чем при вольном найме. Тем не менее, отработочная система сыграла положительную роль в процессе перехода к рыночным отношениям. Ставшая очевидной низкая производительность труда при ней подталкивала хозяев к ее замене другими способами найма.
В источниках наиболее полные сведения содержатся о поденной плате. За счет поденных рабочих восполнялся недостаток сдельных и постоянных сроковых работников. Преимущественно ими выполнялись определенные земледельческие операции (прополка, молотьба и другие), кроме того, таких рабочих часто нанимали хозяйства, которым оказывалось или не под силу, или невыгодно содержать батраков. В Воронежской губернии в 1860-е гг. поденщики зарабатывали на продовольствии хозяина 20–35 коп. в день[18], хотя были отклонения в ту и в другую сторону. Если эту сумму представить в хлебном выражении, то реальная заработная плата по ценам 1870 г. исчислялась в 0,3–0,5 пудов ржаной муки.
Цены на поденные работы сильно колебались и из года в год, и в течение года. Весенняя средняя зарплата поденщика на своем содержании составляла в Воронежской губернии 59–62 % летней, в Курской губернии – 50–51 %, в Орловской губернии – 69–78 %, в Тамбовской губернии – 59–69 %. Во всех губерниях, кроме Тамбовской губернии, наблюдался по десятилетиям с 1871 по 1900 гг. рост платы, как весной, так и летом. В Тамбовской губернии она оставалась примерно на одном уровне весной и несколько снижалась летом во второе и третье десятилетие по сравнению с первым десятилетием. Поденные расценки в изучаемых губерниях стояли не только ниже средних цен в южных губерниях (Екатеринославской, Таврической, Херсонской, Донской области), но и по Европейской России[19]. При этом нужно учитывать, что труд работников, находившихся на продовольственном содержании нанимателей, оценивался, естественно, дешевле труда рабочих самостоятельно находивших себе пропитание.
Если в полевом сезоне выделить три периода (1-й период – посев, 2-й период – сенокос, 3-й период – жатва), то выясняется, что наибольшей высоты цены на рабочие руки достигали в период уборки хлебов[20]. Размер поденной платы по всем категориям работников и всем губерниям возрастал от посевной к уборочной кампании. Для проведения сева можно было заранее определить нужное количество сдельных и постоянных рабочих, поэтому спрос на поденных рабочих и, соответственно, цены на их труд оказывались ниже, чем в последующие периоды, когда невозможно было предсказать предстоящий урожай и погодные условия. Наиболее высокая поденная плата существовала в Воронежской губернии, а низкая – в Орловской губернии. Как правило, поденные рабочие в изучаемых губерниях получали меньше, чем в среднем в губерниях черноземной полосы в целом. Самым высокооплачиваемым являлся рабочий с лошадью, чей труд был более производительным, да и в его зарплату входили расходы на содержание лошади. Размер оплаты труда работницы на собственном продовольствии составлял по губерниям в 1-й период 54,5–60,6 % мужской зарплаты, во 2-й период – 53,8–56,5 %, в 3-й период – 58,7–66,7 %, то есть сравнительно большую ценность имел труд поденщиц во время жатвы хлебов. Затраты на продовольствие пешему работнику определялись во время сева в 8–9 коп., в пору сенокосов – в 9–12 коп., при уборке – в 10–13 коп. Сенокос и уборка хлебов относились к числу наиболее тяжелых работ, они всегда проводились очень спешно, требовали крайнего напряжения физических сил крестьян и, соответственно, более качественного питания.
Поденщики, избежавшие зимней наемки, находились в более выгодном положении. В одном из описаний крестьянской жизни в Воронежской губернии говорилось, что летом 1883 г. стояли очень высокие цены на сельскохозяйственные работы. Работник с лошадью мог выработать во время уборки до 4–5 руб. в день, поэтому «в руки крестьян действительно перешли большие суммы из экономий …, но какие именно крестьяне их получили – это вопрос иной, получили их те, которые зимой не брали под заработок денег, а не брали их одни зажиточные, которые, быть может, и без того имеют копейку про черный день или старые одонья»[21].
К 1900 г. зарплата поденщиков в Воронежской губернии несколько увеличилась, а все ее сезонные особенности сохранились. Во время посева рабочий с лошадью на собственном продовольствии в этом году получал 115 коп. в день, пеший рабочий – 40 коп., работница – 20 коп.; в сенокос соответственно 115, 65, 30 коп.; в жатву – 145, 70, 45 коп.[22] Следует учитывать, что цены 1900 г. установились при хорошем урожае и некотором дефиците свободных рабочих, что способствовало повышению оплаты труда.
Динамику поденной платы в период уборки урожая по пятилетиям с 1870 г. по 1895 г. позволяют проследить сведения, полученные Особым совещанием 1899–1901 гг.[23] Они свидетельствуют, что наиболее высокий уровень средних цен в Воронежской, Курской, Орловской губернии отмечался в 1890–1895 гг., а в Тамбовской губернии – в 1880–1884 гг. Самая низкая плата в последнее шестилетие (1890–1895 гг.) в Воронежской, Курской и Тамбовской губернии пришлась на чрезвычайно неурожайный 1891 г. За весь период в Воронежской губернии поденная зарплата в целом была самой высокой, а в Орловской губернии – наиболее низкой. Колебания годовых показателей за пятилетия свидетельствуют, что разница между максимальной и минимальной ценой могла составлять от 6 коп. (Тамбовская губерния, 1870–1874 гг.) до 1 руб. 30 коп. (Воронежская губерния, 1890–1895 гг.). Поденщики обычно являлись наиболее высокооплачиваемой группой наемных сельскохозяйственных работников (в расчете на один день работы), тем не менее, их труд вознаграждался ниже, чем работа фабрично-заводских рабочих. В 1888 г. работник мог заработать в тамбовской деревне до 50 коп. в день, а в деревообрабатывающей промышленности – до 1,5 руб., чугунолитейной и машиностроительной – до 1,0 руб.[24] Анализируя состояние рынка труда, Н. Каблуков отмечал, что «заработная плата сельскохозяйственных рабочих всюду ниже, чем рабочих в любой отрасли обрабатывающей промышленности»[25].
Еще меньше, чем поденщики, получали в пересчете на один день годовые и сроковые рабочие. В начале 1860-х гг. заработная плата годовых батраков составляла на продовольствии нанимателя 30–35 руб. в год в Тамбовской губернии, 35–40 руб. – в Воронежской губернии[26]. Если работники оставались на собственном довольствии, а это встречалось реже, то их заработок увеличивался почти вдвое. Приняв количество рабочих дней в году за 280, получим, что ежедневный заработок батраков равнялся 11–14 коп., то есть примерно в два раза меньше по сравнению с поденщиками. В последующее время зарплата батраков несколько возросла, но все равно в пересчете на один день работы не превышала платы поденных рабочих.
В 1870–1890-х гг. средний размер оклада годовых и сроковых рабочих фактически оставался на одном уровне, или даже уменьшался[27]. В Курской и Орловской губерниях зарплата этих категорий работников несколько выросла; в Воронежской губернии она уменьшилась в 1880-е гг., затем в следующее десятилетие немного увеличилась, так и не поднявшись до уровня 1870-х гг.; в Тамбовской губернии оплата годовых рабочих понемногу росла, а сроковых – увеличилась в 1880-е гг., а потом снизилась. На фоне быстрого роста цен на покупную и арендованную землю такая ситуация сильно ударяла по имущественным интересам крестьян, ограничивая их хозяйственные и жизненные возможности.
На невысокие общие средние размеры зарплаты оказывало влияние то обстоятельство, что наем постоянных работников не был свободен от кабальных условий, многие становились батраками в силу особых трудностей, когда были исчерпаны все другие средства улучшения положения. Кроме того, некоторую долю их заработка могли составлять натуральные выдачи (топливо, одежда, корм для скота и т.п.). В оплате труда постоянных работников существовали большие различия. Многое зависело от срока службы у хозяина, возраста, пола, физических данных работника, вида выполняемой им деятельности. Более опытные, квалифицированные, сильные получали больше, а вновь принятые, молодые или пожилые, слабосильные, женщины – меньше. Судя по всему, самый высокий заработок назначался машинистам, мельникам, рабочим, владевшим каким-либо ремеслом. Так, в Кирсановском уезде Тамбовской губернии машинисты получали 168,2 руб. в год, а скотники – 48,6 руб.[28]. Летние сроковые работники зарабатывали меньше в Воронежской губернии на 36,2–43,3 %, чем годовые батраки, в Курской губернии – на 15,2–34,3 %, в Орловской губернии – на 34,4–35,6 %, в Тамбовской губернии – на 24,1–42,6 %. Разделив зарплату сроковых рабочих на число рабочих дней (130–170), получим, что они в день выручали 17–37 коп., что оказывалось больше, чем приходилось годовому батраку, и меньше, чем поденщику. Прослеживается закономерность: по мере увеличения срока наемной службы происходило уменьшение заработной платы, приходящейся на каждый отработанный день.
Труд женщин оценивался невысоко, хотя им приходилось выполнять монотонные, кропотливые и тяжелые работы. В Воронежской губернии в 1880-х гг. оклад годовой работницы составлял 61,4 % мужской зарплаты, сроковой – 61,2 %, в Тамбовской губернии соответственно 59,3 % и 58,5 %[29].
Зарплата батраков не оставалась неизменной по месяцам в течение года. Наиболее низкой она бывала зимой, повышалась весной и достигала предела летом, хотя самые высокие выплаты могли переноситься на конец службы. Осуществлялось своеобразное перераспределение общей суммы оклада с тем, чтобы на самый важный для производства летний период приходились сравнительно более значительные доли заработка. Таким способом наниматели надеялись удержать рабочего в горячую пору. Этой же цели служили задержки выплат денег на 1,5–2 месяца. Оставаясь постоянно в долгу перед батраком, хозяева старались препятствовать возможным проявлениям недовольства со стороны работников. В летнюю пору вообще стремились не производить никаких выплат, заявляя, что расчет будет выполнен по окончании работ. Батракам не всегда удавалось получить договоренную заранее сумму оклада. Много отнимали штрафы, вычеты за пропущенные по болезни или непогоде дни.
Значительные колебания цен на батрацкий труд наблюдались не только в разных уездах губерний, но даже в имениях одного и того же уезда. В начале 1870-х гг. в Козловском уезде Тамбовской губернии годовой работник мог получить в качестве зарплаты от 30 до 80 руб., а летний сроковый работник в Тамбовском уезде – от 25 до 60 руб.[30]. В Землянском уезде Воронежской губернии годовой батрак в 1880-х гг. в среднем зарабатывал 48 руб. 50 коп., а в Новохоперском уезде – 67 руб.[31]. Такие расхождения объяснялись местными конкретными экономическими и природными условиями, степенью хозяйственной зависимости нанимавшегося крестьянина от экономии.
С большим трудом поддаются систематизации цены на сдельные работы. Их стоимость сильно снижалась при зимней наемке и увеличивалась при найме непосредственно перед работами. Сдельная плата за полную обработку посевов встречалась трех видов: полная обработка озимого посева (2–3 вспашки и бороньба, посев, заделка семян, уборка, перевозка урожая на гумно, скирдование); полная обработка ярового хлеба с производством тех же работ; полная обработка круговой десятины, то есть, одной озимой и одной яровой десятины. В Тамбовской губернии цена за обработку круговой десятины равнялась 10 руб. (колебания – 8–12 руб.), за проведение работ на озимой десятине платили 6 руб. (колебания – 5–7 руб.), а на яровой десятине – 4 руб. 25 коп. (колебания – 3–6 руб.), а в Орловской губернии соответственно 12 руб. (колебания – 10–14 руб.), 6 руб. (колебания – 5–8 руб.), 6 руб. (колебания – 5–8 руб.)[32]. Самой высокооплачиваемой работой в Тамбовской губернии являлась обработка десятины картофеля (5 вспашек, 3 боронования, выкопка, перевозка), стоившая 7,5–16 руб.[33].
Цена за полную обработку земли складывалась из денежной оценки последовательно выполняемых крестьянами отдельных работ. В Воронежской губернии самой ценной операцией являлась обработка, на долю которой приходилось 39,2 % стоимости всех работ (уборка – 34,1 %, молотьба – 26,7 %), а в Тамбовской губернии – уборка, цена которой составляла 41,3 % общей суммы (обработка и посев – 32,4 %, молотьба – 26,3 %)[34]. Кроме полной обработки посевов практиковался сдельный наем на отдельные полевые работы. Как правило, сумма плат за выполнение отдельных земледельческих операций оказывалась выше, чем при найме на полную обработку.
Рассмотрим теперь динамику подесятинной платы в центрально-черноземных губерниях во время уборки урожая по данным 1870–1895 гг.[35] Они свидетельствуют о значительных колебаниях в размерах сдельной оплаты и по годам, и по пятилетиям. В каждом пятилетии находился один год или несколько лет с низкими, близкими к минимальным, ценами, которые за весь период установились достаточно четко, колеблясь в Воронежской губернии от 2,00 до 3,75 руб., в Курской губернии – от 3,08 до 4,00 руб., в Орловской губернии – от 2,75 до 3,40 руб., в Тамбовской губернии – от 3,00 до 3,66 руб. Лишь в отдельные годы приходилось поднимать расценки, что отражалось на некотором повышении средних данных, хотя уже в 1890–1895 гг. наметилось и их снижение. Механизм, с помощью которого удавалось столь длительное время сдерживать рост подесятинной оплаты, заключался, прежде всего, в системе заблаговременного обеспечения экономий рабочими. Д.И. Воейков указывал, что, если арендная плата за землю за 20 пореформенных лет в Елецком уезде Орловской губернии выросла в 3 раза, то зарплата годового работника – лишь на 10–12 %, а стоимость обработки земли осталась практически прежней, составляя 5, редко 6 руб. за десятину[36].
Итак, крестьянам при найме на сельскохозяйственные работы приходилось трудиться в крайне тяжелых производственных и жилищно-бытовых условиях за невысокую плату. Высокие нормы выработки, чрезмерная продолжительность рабочего дня, жесткий контроль качества работы не только не компенсировались должным образом, а, наоборот, сопровождались назначением низких зарплат, штрафами, плохим питанием, грубостью и издевательствами. «Причиной тяжелейших для крестьян условий найма и аренды во всех их формах было экономическое, социальное и политическое положение крестьянства, в котором оно оказалось после 1861 года. – Писал В.Г. Тюкавкин. – На первом месте среди этих условий было малоземелье значительной части крестьян. Они предъявляли огромный спрос на землю и работу, они были согласны на самые невыгодные, самые кабальные условия лишь только бы прожить, лишь только бы выжить»[37]. Доходность помещичьих имений держалась, в том числе на исключительной дешевизне рабочей силы, обусловленной экономической слабостью многих крестьянских хозяйств и огромным аграрным перенаселением, в результате которого предложение труда превышало его спрос. Заблаговременным наймом, низкой заработной платой, беспощадной эксплуатацией рабочих, экономией на их содержании наниматели получали дополнительные прибыли, снижали себестоимость продукции, повышали ее конкурентоспособность, компенсируя сравнительную удаленность от основных рынков сбыта продукции сельского хозяйства. Трудом крестьян, разрывавшихся между работой в собственном и чужом хозяйствах, обеспечивался трудный прогресс сельскохозяйственного производства.
Автор: Перепелицын А.В.
Примечания:
[1] Анфимов А.М. Крупное помещичье хозяйство Европейской России. – М.: Наука, 1969. – С. 55.
[2] Сборник статистических сведений по Тамбовской губернии. – Т. 19: Частное землевладение Тамбовского уезда. – Тамбов, 1894. – С. 93.
[3] Сборник статистических сведений по Тамбовской губернии. – Т. 18: Частное землевладение Липецкого уезда. – Тамбов, 1893. – С. 67.
[4] РГИА. Обзор Тамбовской губернии за 1894 год. Приложение к Всеподданнейшему отчету тамбовского губернатора. – Тамбов, 1895. – С. 10.
[5] ГАВО. Ф. И-20, оп. 1, д. 2232, 71 об.
[6] Варб Е. Наемные сельскохозяйственные рабочие в жизни и в законодательстве. – М., 1899. – С. 8.
[7] ГАОО. Ф. 525, оп. 1, д. 3082, л. 91–91 об.
[8] Липский. Цены на рабочие руки при заблаговременном найме на сельскохозяйственные работы. – СПб., 1902. – С. 103, 136.
[9] РГИА. Ф. 573, оп. 25, д. 1185, л. 32 об.
[10] Цены на съемные под посев земли и сельскохозяйственные работы в Тамбовской губернии за десятилетие 1898–1907 гг. по сведениям, полученным от добровольных корреспондентов. – Тамбов, 1908. – С. 124, 126.
[11] Доклад высочайше учрежденной комиссии для исследования нынешнего положения сельского хозяйства и сельской производительности в России. – Приложение I. – СПб., 1873. – С. 117.
[12] Сборник статистических сведений по Тамбовской губернии. – Т. 16: Частное землевладение Кирсановского уезда. – Тамбов, 1891. – С. 134.
[13] Сборник статистических сведений по Тамбовской губернии. – Т. 18: Частное землевладение Липецкого уезда. – Тамбов, 1893. – С. 134.
[14] Сборник статистических сведений по Тамбовской губернии. – Т. 16: Частное землевладение Кирсановского уезда. – Тамбов, 1891. – С. 63.
[15] Руднев С.Ф. Промыслы крестьян в Европейской России // Сборник Саратовского земства. – 1894. – № 6. – С. 462.
[16] Тюкавкин В.Г. Великорусское крестьянство и столыпинская аграрная реформа. – М.: Памятники исторической мысли, 2001. – С. 97.
[17] Там же. – С. 98, 102, 111.
[18] Труды Вольного экономического общества. – 1864. – Т. IV, вып. II. – С. 123, 129; Труды Вольного экономического общества. – 1868. – Т. II, вып. III. – С. 181–182.
[19] Материалы Комиссии 1901 г. – Ч. I. – СПБ., 1903. – С. 234–237.
[20] Сельскохозяйственные и статистические сведения по материалам, полученным от хозяев. Вып. V. – СПб., 1892. – С. 66–67.
[21] Воронежские губернские ведомости. – 1884. – № 10.
[22] РГИА. Ф. 1263, оп. 2, д. 5554, л. 410 об., 411.
[23] Поленов А.Д. Исследование экономического положения центрально-черноземных губерний. Труды Особого совещания 1899–1901 гг. – М., 1901. – С. 36–37.
[24] Свод данных о фабрично-заводской промышленности в России. 1888 г. – Ч. II. – СПб., 1891. – С. XLI, XLV, CIX, CXV.
[25] Каблуков Н. Об условиях развития крестьянского хозяйства в России. – М., 1908. – С. 63.
[26] Труды Вольного экономического общества. – 1864. – Т. IV, вып. 2. – С. 123, 129, 473.
[27] Материалы Комиссии 1901 г. – Ч. I. – С. 106–107.
[28] Сборник статистических сведений по Тамбовской губернии. – Т. 16: Частное землевладение Кирсановского уезда. – Тамбов, 1891. – С. 106 – 107.
[29] Сельскохозяйственные и статистические сведения по материалам, полученным от хозяев. Вып. V. – Приложение № 9, 10.
[30] Доклад высочайше учрежденной комиссии для исследования нынешнего положения сельского хозяйства и сельской производительности в России. – Приложение I. – СПб., 1873. – С. 115–117.
[31] Сельскохозяйственные и стат. сведения по материалам, полученным от хозяев. Вып. V. – С. 40.
[32] Там же. – С. 129.
[33] Там же. – С. 138.
[34] Влияние урожаев и хлебных цен на некоторые стороны русского народного хозяйства. – СПб., 1897. – Т. I. – С. 202.
[35] Поленов А.Д. Исследование экономического положения центрально-черноземных губерний. Труды Особого совещания 1899–1901 гг. – С. 36–37.
[36] Воейков Д.И. Экономическое положение крестьян в черноземных губерниях. – СПб., 1881. –С. 5.
[37] Тюкавкин В.Г. Великорусское крестьянство и столыпинская аграрная реформа. – С. 112.