В русской духовной культуре с достаточной очевидностью выделяется один из характерных смыслообразующих принципов – принцип «оправдания»: «оправдания Бога», «оправдания человека», «оправдания добра». Он находит отражение в русской архитектуре, в частности, в православном храмостроительстве, в светской и религиозной живописи, в великой русской художественной литературе. На этом принципе строится отечественная философия, и принцип «оправдания» отражает специфику русского гуманизма.
Не подлежит сомнению, что начало русской оригинальной философской мысли относится к XIX веку, когда философия предстает перед нами, по словам П.Флоренского, «как «болезненный процесс национально-исторического самонахождения и раздумья». В русской философии, стремящейся утвердить бытие как целостность и «всеединство», оно выступает в качестве сферы проявления человеческой сущности. В бытийности утверждается человек в его отношении к Богу, к другому человеку, к самому себе, здесь становятся особо значимыми понятии добра и зла, счастья, жизни и смерти. Онтология и антропософия в концепции русских философов сливаются воеди-но, этика не вычленяется в качестве самостоятельной дисциплины до конца XIX века.
Исходной точкой выступает характеристика человека – трагизм человеческой жизни как фактор распада целостности у Хомякова, «двойственность» у Чаадаева, «загадочность и противоречивость» — у Достоевского, «божественность и ничтожность» у Вл. Соловьева, «единство высшей и низшей природы», «точка пересечения двух миров» — по мнению Бердяева. В русской философии нет четкого разграничения понятий «человек» и «личность», в рамках антропософии решаются проблемы «свободы» и «свободной воли». Из многочисленных характеристик человека вытекает понимание свободы как основного ценностного регулятора жизнедеятельности. У И.В.Киреевского, например, сущность человека заключается «во внутреннем средоточении бытия», где разум, и воля, и чувство, и совесть, прекрасное и истинное, удивительное и желаемое, справедливое и милосердное, и весь объем ума сливаются в одно живое единство, и таким образом восстанавливается существенная личность в ее первозданной неделимости» [Зеньковский В.В. История русской философии: В 2 кн. 4 ч. Л.: ЭГО, 1990. Кн. 2. Ч.1. С. 16].
В человеке, по мнению А.С. Хомякова, постоянно идет борьба двух начал – свободы и необходимости. Это и есть то «тайное начало, около которого … сосредотачиваются все мысли человека». Вся история движется под знаком этой борьбы. Но определение необходимости невозможно естественным путем, и искание свободы, полагает Хомяков, еще не раскрывает ее во всей полноте. Только на почве христианства «торжествует дух свободы. «Исторический парадокс состоит в том, что люди, одаренные «силой свободы», «призванные к ней», стремятся к такому «строю жизни» и «строю мысли», в котором царит необходимость. Человек уходит из церкви, чтобы стать рабом природной или социальной необходимости, и в этом – трагизм человеческой жизни.
Заслуживает внимания определение человека и его сущностных качеств, данное П.Я.Чаадаевым. Он подчеркивает «двойственную» зависимость человека – и от социальной среды, и от Бога, и эта зависимость не однозначна. Именно она рассматривается как глубоко положительный ценностный фактор: «все благо, которое мы совершаем, есть прямое следствие присущей нам способности подчиняться неведомой силе. И эта сила, без нашего ведома действующая на нас, никогда не ошибается, она же ведет и вселенную к ее предназначению» [Чаадаев П.Я. Соч. М.: Правда, 1989. С.334]. Определение человека напрямую связано с тем содержанием, которое Чаадаев вкладывает в понятие свободы. С одной стороны, свобода заключается лишь в том, что человек не сознает своей зависимости, само наличие свободы относительно и связано с человеком лишь познавательным процессом. С другой – свобода определяется как элемент морально-нравственного сознания, и тогда она «страшная сила», основа «произвольных действий», в результате которых, признается Чаадаев, «мы потрясаем все мироздание». Свободный, представленный самому себе человек всегда шел лишь по пути «беспредельного падения». Вот почему он нуждается в постоянном воздействии «свыше».
У Чаадаева учение о «страшной силе» свободы стоит в теснейшей связи с учением о поврежденности человека и всей природы. Философ уверен в том, что «назначение человека – уничтожение личного бытия и замены его бытием вполне социальным или безличным». Однако остается вопрос: «может ли человек когда-нибудь вместо того индивидуального и обособленного сознания, которое он находит в себе теперь, усвоить всеобщее сознание, в силу которого он постоянно чувствовал бы себя частью великого духовного целого»? Положительный ответ на этот вопрос несомненен: «зародыш высшего сознания живет в нас самих явственным образом – оно составляет сущность нашей природы» [там же. С. 447].
Нельзя не видеть в философских построениях Чаадаева связь свободы со «вседозволенностью» морально-нравственных поступков. Позднее у Достоевского эта связь найдет выражение в принципе: «если Бога нет, значит все дозволено». Но вера в Бога не дает однозначной характеристики человека. Ответ на вопрос «Что есть человек?» Достоевский начинает искать с попыток понять человека, изгнанного обществом, осужденного за утрату требуемых обществом качеств, «урезанного в своих человеческих правах». Исследование началось не с лучших образцов человеческого рода, не с носителей высших проявлений духовности и нравственности и даже не с обычных людей в нормальных жизненных условиях. Это – люди из подполья, из «мертвого дома». Исходный тезис исследования стал выводом, к которому приходит Достоевский: каторжник тоже человек, требующий понимания его человеческой сути, более того, понимание этой сути – необходимое условие раскрытия человеческой природы вообще: каторжник живет на грани человеческого существования. Достоевский пишет о каторге: «… шум, гам, хохот, ругательства, звук цепей, чад и копоть, бритые головы, клейменные лица, лоскутные платья, все обруганное, ошельмованное … да, живуч человек! Человек есть существо, ко всему привыкающее, и, я думаю, это самое лучшее его определение» [Достоевский Ф.М. Собр. соч.: В 12 т. М.: Правда, 1982. Т.3. С.211]. «Нет ничего святого» — это положение Достоевского, определяющее позицию человека из «подполья», определяет и трагизм человека с «разорванным сознанием». Но при всей трагичности и противоречивости человека, он, даже самый униженный и оскорбленный – абсолютная ценность. Его включенность в порядок природы несомненна, но абсолютизация этой зависимости приводит к забвению главного: «люди все еще люди, а не фортепьянные клавиши, на которых … играют сами законы природы собственноручно». Подлинная суть человека – в независимости его духа, в свободе выбора между добром и злом. Онтология человека, по Достоевскому, определяется «жаждой свободы», это и есть «жажда быть самим собой». «Последняя правда о человеке» – не свобода, эта правда определяется тем путем, который выбирает человек в своей свободе – путем добра или зла. Есть, по Достоевскому, диалектика зла в движениях свободы, но человек в состоянии выявить и диалектику «естественного и возможного» добра.
Достоевский ведет исследование человека в двух тесно связанных аспектах: изучает самого себя, главным образом, через позицию героя повествования, и пытается понять других посредством своего Я. Значительная часть героев Достоевского – это люди, чьи поступки и действия являются результатом саморефлексии, но последняя продолжается и тогда, когда причины и движущие силы поступков и действий осознаны, когда поступок совершен и выступает своеобразным «тезисом» дальнейших поисков.
Многие герои Достоевского живут с чувством вины за невольное предательство, за грех любви, за неспособность уйти от дурных поступков. Даже в самых лучших из них присутствует трагизм выбора между внутренней сущностью и жизненными обстоятельствами. Так в систему характеристик человеческого существования входит понятие страдания. Одним из первых в истории мировой культуры Достоевский утверждает необходимость гуманистического подхода к слабому, безвольному, «безличностному» человеку. Алеша в «Униженных и оскорбленных» мог бы совершить и дурной поступок, но «осознав последствия такого поступка… он умер бы от раскаяния», и уже поэтому заслуживает снисхождения. Наташа – натура страстная и цельная, погубленная, по существу, своим чувством к Алеше, ставшая жертвой его безвольного эгоизма, сама выступает его госпожой, владычицей. Роли меняются – «он будет даже жертвой ее», она виновата перед родителями, но она «виновата перед ним» и не стоит его.
В «Дневнике писателя» есть одна удивительная картина будущего общества. Живут в нем Шекспир, Кант, Кеплер, а за ними прибирают, их обихаживают вполне обыкновенные люди. Один из служащих говорит Шекспиру: «Ты выше меня своим гением, и придя к тебе служить, я именно этим сознанием моим и доказал, что по нравственному достоинству я не ниже тебя нисколько и, как человек тебе равен» [там же. Т.12. С.54].
Ф.М. Достоевский обосновал новый взгляд на нравственный мир человека. Его имя связывают с С. Кьеркегором и Ф. Ницше. Но эта связь поверхностно-аналогичная. Сущностная характеристика антропософских поисков Достоевского исходит из такого понимания гуманизма, который определяется своеобразием русской культуры. Вот почему «узловые точки» этого понимания имели продолжение в философском творчестве В.Соловьева, Л. Шестова, С. Франка и Н. Бердяева.
Автор: Курочкина Л.Я.