В 1856 г. в Москве начал выходить в свет журнал «Русская Беседа». Во второй, июньской его книге появились сразу три публикации, связанные одним именем: статья, некролог о ее авторе и надгробная речь на его могиле. Статья «О необходимости и возможности новых начал для философии» стала для русского мыслителя Ивана Киреевского, скончавшегося 11 июня 1856 г., главным выражением его общественной позиции.
«…Не только вера утратилась на Западе, но вместе с ней погибла и поэзия… Одно осталось серьезное для человека – промышленность, ибо для него уцелела одна действительность бытия: его физическая личность. Промышленность управляет миром без веры и поэзии. Она в наше время соединяет и разделяет людей; она определяет отечество, она обозначает сословия, она лежит в основании государственных устройств, она движет народами, она объявляет войну, заключает мир, изменяет нравы, дает направление наукам, характер – образованности; ей поклоняются, ей строят храмы, она действительное божество, в которое верят и которому повинуются. Бескорыстная деятельность сделалась невероятною…»
Иван Васильевич Киреевский родился 22 марта (3 апреля) 1806 г. Его отец, Василий Иванович Киреевский, отставной гвардейский майор, был весьма образованным по тем временам человеком: знал пять языков, собрал большую библиотеку, занимался науками, в основном физикой, химией и медициной. Ухаживая за больными тифом в устроенном им приюте для пострадавших от войны, сам заразился этой страшной болезнью и скончался в ноябре 1812 г. Его вдова Авдотья Петровна (в девичестве Юшкова), оставшись с двумя сыновьями и дочерью, через пять лет вышла замуж за Алексея Андреевича Елагина, заменившего детям отца и горячо ими любимого.
Получив прекрасное образование, Иван Киреевский в 1824 г. поступает на службу в Архив Иностранной Коллегии, однако ненадолго: он готовится посвятить себя литературе. 23-х лет, влюбившись в Наталью Петровну Арвеневу и попросив ее руки, получает отказ и переживает настолько сильное нервное потрясение, что врачи рекомендовали ему путешествия. В Германии он лично знакомится с кумирами философствующей публики – Гегелем и Шеллингом, слушает их лекции. Уважая и высоко оценивая немецкую культуру, о немецких обывателях Иван Васильевич пишет в одном из своих писем: «На всем земном шаре нет народа бездушнее, тупее и досаднее немцев». Вернувшись в Россию, Киреевский начинает издавать журнал «Европеец», стараясь этим содействовать сближению русской и западной культур. Журнал вскоре был закрыт по цензурным соображениям, и Иван Васильевич на 12 лет отходит от активной литературно-общественной деятельности. Склонный к праздному препровождению времени «на диване, с трубкой и с кофе» (привычка, о которой он сам часто упоминал), Киреевский посвятил себя друзьям и жене – той самой, чьей руки добивался пять лет назад. Весьма красноречивы (каждый по-своему) два отзыва на это «бегство в частную жизнь»: «Жаль, что богатые дары и сведения, редкие не только в России, гибнут без всякой пользы для общества» (Т.Н. Грановский); «Иван Киреевский обабился и обленился» (М.П. Погодин). Однако именно жена сыграла определяющую роль в становлении взглядов Киреевского. Духовная дочь преподобного Серафима Саровского, она была не только глубоко и искренне религиозна, но и прекрасно знала святоотеческую литературу (когда муж пытался изложить ей идеи Шеллинга, она указала ему, что затронутые темы были гораздо лучше раскрыты Отцами Церкви еще в первые века христианства). Пробудившийся интерес к православной духовной традиции приводит Киреевского к постоянному общению со старцами: схимником Новоспасского монастыря отцом Филаретом и своим духовником, отцом Макарием Оптинским.
В середине 40-х годов Киреевский расстается с «домашней ленью» и принимает активное участие в полемике с западниками. В 1845 г. он на короткое время становится редактором журнала «Москвитянин», но из-за разногласий с издателем журнала М.П. Погодиным прекращает работу. Свои религиозно-философские идеи ему удалось высказать только в 1852 г. в статье «О характере просвещения Европы и о его отношении к просвещению России» в «Московском Сборнике», подготовленном славянофильским кружком. Статья Киреевского была отмечена цензурой как «особенно вредная», и 2-й том «Московского Сборника» не был выпущен в свет.
После смерти Николая I и по воцарении Александра II кружок славянофилов решил издавать журнал «Русская Беседа»; Киреевский отдал в этот журнал статью «О необходимости и возможности новых начал для философии». Эта статья должна была стать вступлением к изложению его собственной философской системы. Однако продолжение осталось ненаписанным, а сама статья оказалась посмертной. Весной 1856 г. Киреевский приехал в Петербург повидаться с сыном, оканчивающим лицей; 10 июня он заболел там холерой и на следующий день скончался на руках сына и друзей своей молодости – графа Е.Е. Комаровского и А.В. Веневитинова. Тело было предано земле в Оптиной пустыни.
В начале 30-х годов XIX в. Киреевский был еще очень далек от того, что принято называть славянофильством. Главный вопрос, волнующий его, – «как же относится русское просвещение к европейскому?» Европейское просвещение, полагает он, развилось из трех начал: христианства, духа варварских народов и остатков древнего классического мира. Развитию образованности в России недоставало именно античного наследия, и этот недостаток влияния классического мира роковым образом отразился на всем историческом ходе русской жизни. Античность оказала сильнейшее воздействие на быт и просвещение народов Европы; его влияние сказалось на образовании римской церкви, в которой гражданская власть духовенства была прямым наследием древнеримского устройства. Двойное отношение христианства к древнему миру и миру средневековья сделало его средоточием всех элементов европейского развития, основой и феодализма, и Священной Римской империи, и рыцарства, и духовного единения Европы в крестовых походах и противостоянии мусульманству. В России, пишет Киреевский, христианская религия была еще чище и святее. Но отсутствие античного духа было причиной того, что влияние православной церкви не было ни так решительно, ни так всемогуще, как влияние церкви римской, и Россия, раздробленная на уделы, не связанная духовными узами, на несколько веков попала под владычество татар.
Однако даже при своем тогдашнем взгляде на отношение русского просвещения к европейскому Киреевский, отмечая, что «до сих пор национальность наша была национальность необразованная, грубая, неподвижная: просветить ее, возвысить, дать ей жизнь и силу развития может только влияние чужеземное», заявляет: любовь к иностранному не следует смешивать с пристрастием к иностранцам.
В начале 1850-х годов, уже полностью разделяя взгляды славянофилов, в статье «О характере просвещения Европы и о его отношении к просвещению России» Киреевский высказывает мысли о том, что европейское просвещение, достигнув во второй половине XIX в. полноты своего развития, своими результатами привело ко всеобщему чувству недовольства и обманутых надежд, потому что торжество европейского ума показало свое отрицательное значение для внутреннего мира человека. Западный человек «верил, что собственным отвлеченным умом может сейчас же создать себе новую разумную жизнь и устроить небесное блаженство на преобразованной им земле». Но сам отвлеченный разум осознал свою односторонность и убедился, что высшие истины лежат за пределами его возможностей. С утратой веры во всемогущество разума оставалось либо «довольствоваться состоянием полускотского равнодушия ко всему, что выше чувственных интересов и торговых расчетов», либо «возвратиться к тем отвергнутым убеждениям, которые одушевляли Запад прежде конечного развития отвлеченного разума». «Впервые после полутораста лет, обратив испытующий взор внутрь себя и своего отечества, русские ученые с изумлением увидели, что почти во всем, что касается России, ее истории, ее народа, ее веры, ее коренных основ просвещения и живых следов этого просвещения на прежней русской жизни, на характере и уме народа, – почти во всем они были до сих пор обмануты» вследствие того, что «безусловное пристрастие к западной образованности и безотчетное предубеждение против русского варварства заслоняли от них разумение России». Все три фундаментальных элемента западной культуры – римская церковь, античная образованность и возникшая путем завоевания государственность – по мнению Киреевского, были совершенно чужды древней Руси.
Социально-философские воззрения Киреевского относительно сравнения западной и русской культур можно выразить следующим образом. Культура Западной Европы страдает односторонностью, обусловленной господством в ней сначала схоластического, а с XVII в. – декартовского рационализма. Русская народная жизнь характеризуется цельностью духовного начала и определяется требованием гармоничного соединения ума, сердца и воли; основанием этой цельности является народная вера – православие, и будущее русского просвещения заключается в развитии его в духе православного вероучения.
***
«Кто знает? Может быть, внешнему бессилию Востока суждено продолжаться до той эпохи, когда в замену отпавшего Рима возрастет и созреет другой народ, просветившийся истинным христианством в то самое время, когда от Востока отпадал Запад; может быть, этому новому народу суждено прийти в умственную возмужалость именно в то время, когда просвещение Запада силою собственного развития уничтожит силу своего иноучения и из ложных убеждений в христианстве перейдет к безразличным убеждениям философским, возвращающим мир во времена дохристианского мышления. Но для нас, воспитанных вне римского и протестантского влияния, ни тот, ни другой способ мышления не могут быть вполне удовлетворительны. В том-то и заключается главное отличие православного мышления, что оно ищет не отдельные понятия устроить сообразно требованиям веры, но самый разум поднять выше своего обыкновенного уровня – стремится сам источник разумения, сам способ мышления возвысить до сочувственного согласия с верою». (Киреевский И.В. О необходимости и возможности новых начал для философии»).
Автор: Сысоев Г.Д.