Иммануил Кант (1724-1804)
Одно из самых интересных решений проблемы свободы представлено в философии Канта, задачу которого можно определить так: обнаружить действительную, практическую свободу человека, находящуюся в согласии со всеобщими принципами поведения и избавленную от произвола чувств, влечений, желаний. По сути, немецкий идеалист создал проект преобразования общества изнутри, из свободной воли индивида, однако, увы, этот проект – всего лишь хорошая, добрая идея, не способная в полной мере воплотиться в реальность. Попытаемся выявить недостатки этого учения.
Первым, что сделал Кант на пути построения своей системы, было отделение проблемы свободы как нравственной и практической задачи от свободы как независимости в мире природной необходимости. Следствие такого разделения – снятие многих «больных вопросов» свободы, которые, главным образом, произрастают из единства природного и духовного, чувственного и нравственного. Кант сознательно отделяет свободу от природы с ее законами необходимости, а также индивидуально-чувственными склонностями и делает естественный переход во всеобщую сферу – в мир разума. Именно в разуме содержится общее и сверхиндивидуальное начало – залог объективности и ограничения индивидуального произвола.
Задача Канта более сложная, чем просто логическое решение проблемы свободы: ему нужно выявить действительную свободу человека как нравственного лица, как личности. Именно поэтому Кант выносит свободу за пределы теоретического разума, хотя сам практический разум не есть что-то абсолютно отличное от теоретического, скорее – это другой срез разума, разум, требующий непременного осуществления в сфере подлинной свободы, т.е. в сфере нравственности. Чистый (теоретический) разум лишен этого действительного, реального содержания, он оперирует абстракциями и чистыми формами. И поэтому, руководствуясь теоретическим разумом, свобода возможна только как интеллигибельная, т.е. умозрительная, возможная свобода. Но, по Канту, свобода должна быть действительной, она должна гарантировать высоконравственное общество, свободное от склонностей, эгоистических интересов, поэтому обнаружение формы ее практической реализации, в которой все эти идеалы смогли бы осуществиться, несомненно, важнее сугубо теоретических изысканий.
Таким образом, за скобками рассматриваемой Кантом свободы оказались природа и чистый разум. Это сужает проблему до практического разума, под которым понимается «такой род деятельности, который возможен только через волю и посредством воли»1. И хотя аристотелевская воля как самоопределение разума близка кантовскому практическому разуму как действованию в соответствии с разумом (категорическим императивом), все же главное культурное отличие очевидно: античность в принципе «несубъектна», и, следовательно, воля здесь не может быть полагающей. А ведь именно в полагании причинных рядов изменений от своего собственного Я кроется, по Канту, главный смысл свободы.
Вместе с тем, воля органически вписывается в общую рационалистическую традицию Запада, что особенно видно в кантовской системе, где воля непосредственно связана с разумом, дающим ей универсальное и объективное руководство к действию. «Воля, – как пишет Кант, – мыслится как способность определять самое себя к совершению поступков сообразно с представлением о тех или иных законах»2. Без этого представления о законах или, по-другому, некоего ориентира поведения (по Канту, категорического императива), воля лишается своего нравственного содержания и перестает быть свободной, высвобождая место для чувственных склонностей и вбрасывая человека в природно-животное состояние, несвободное по определению. Законы, которые делают волю свободной, отличны от юридических законов, действующих зачастую принудительно, в режиме устрашения и наказания. Законы, о которых говорит Кант, напротив, согласуются с волей и совестью самого индивида, они апеллируют не к страху перед наказанием, но к долгу человека. Долг не принуждает, он, напротив, придает достоинство человеку, ведь в следовании долгу исчезают эгоистичес-кие интересы и выгоды. Для немецкого философа быть свободной личностью означает быть в согласии с самим собой, своим долгом и «всеобщим законодательством». Мы видим, как удивительно переплетаются в кантовской системе сугубо человеческие и общественные, социальные мотивы. Впрочем, вряд ли стоит удивляться, потому что это переплетение находится в русле строгой логики кантовского учения.
Обнаружив, как он полагает, единственную сферу осуществления свободы воли – нравственную сферу поведения людей, – немецкий философ продолжает изящно ковать свою теорию, превращая ее в практически применимое руководство к жизни. В его учении появляются сюжеты, которые уравновешивают всеобщую объективно существующую нравственность с ее категорическим императивом и субъективность личного начала человека. Важным моментом здесь является введение концепта автономии воли индивида: «Автономия воли есть такое свойство воли, благодаря которому она сама для себя закон (независимо от каких бы то ни было свойств предметов воления)»1. Это означает добровольное интериоризирование всеобщего нравственного закона и снятие отчужденных форм внешнего для человека содержания этических законов. Таким образом, формально автономия воли уравновешивает противоречие между общественным и личным, рождая органический синтез закона, долга и добра.
Как видим, по Канту, свобода воли заключается в добровольном самоопределении, исходя из рационального осознания правильности и необходимости объективно существующих этических законов, а также в добровольном следовании им (следовании своему долгу). Практический разум, т.е. воля, сам устанавливает для себя закон подчинения, что для Канта является важным и даже необходимым условием существования свободы как способности самостоятельно начинать причинные ряды изменений. «Однако, – как отмечает П.П. Гайденко, – это автономное установление не означает, что акт свободной воли впервые рождает добро; напротив, принятие добра в качестве закона впервые рождает акт свободной воли. Нравственный закон – это сущность свободной воли, и только та воля становится свободной, которая признает эту сущность в качестве своего собственного закона. Стало быть, закон нравственности, добро, существуют в качестве такового независимо от того, признает ли его та или иная индивидуальная воля в качестве своего закона, руководствуется ли она им в своих актах или нет»2. Итак, человек в кантовской системе не придумывает и не творит те законы, по которым живет, ибо они существуют сами по себе, помимо человека. Тогда получается, что индивид лишь выбирает принимать их или нет – в этом, фактически, и заключается вся свобода воли. Принятие гарантирует свободу, по содержанию совпадающую с долгом и добром. Отказ от всеобщих законов нравственного поведения вбрасывает человека в отличную от свободы природно-чувственную сферу, в которой нет уже личности и свободы как таковой. Так оказывается, что свобода воли не творит нечто новое, не выводит за пределы установленных свыше данностей, но довольствуется лишь выбором, который изначально ограничен в своих возможностях. В рамках кантовской системы выбор представлен как сознательное волевое усилие человека, отвергающего самодовлеющую форму природно-чувственного существования и принимающего единственно правильное и свободное бытие – бытие, согласующееся с категорическим императивом нравственного сознания. Но решает ли это реально существующую, хоть и вынесенную в природно-чувственную сферу, проблему наличия зла, лжи, насилия? В рамках кантовской философии этот вопрос остается без ответа.
Автор: Пастушкова О.В.
Примечания:
1 Торубарова Т.В. О сущности человеческой свободы в немецком классическом идеализме / Т.В. Торубарова. — СПб. : Наука, 1999. — С. 27.
2 Кант И. Критика практического разума / И. Кант // Кант И. Соч. : в 6 т. — М. : Мысль, 1965. — Т. 4. Ч. 1. — С. 266.
1 Кант И. Критика практического разума / И. Кант // Кант И. Соч. : в 6 т. — М. : Мысль, 1965. — Т. 4. Ч. 1. — С. 283.
2 Гайденко П.П. Прорыв к трансцендентному: Новая онтология XX века / П.П. Гайденко. — М.: Республика, 1997. — С. 150.