Сложившаяся структура экономики аграрного типа с преобладанием крестьянских и помещичьих хозяйств не требовала образования крупных обрабатывающих комплексов со значительной концентрацией капитала и квалифицированной рабочей силой. Иными словами, аграрная экономика предполагала наличие большого количества мелких хозяйств с небольшой производительностью, а не существование нескольких крупных предприятий с большой производительностью и обслуживающих обширные рынки (в том числе другие регионы страны и зарубежные государства). Небольшие предприятия пищевой и перерабатывающей промышленности не требовали сколько-нибудь значительного количества рабочих рук.
Из данных, представленных в таблицах 1.2 и 1.3 (см. Ч.1) видно, что предприятиям Воронежской губернии требовалось сравнительно небольшое (по сравнению с другими губерниями Черноземья и остальной России) количество рабочих. При этом следует отметить, что значительную часть из этих рабочих представляли люди, нанимаемые на временные или сезонные работы.
Общая перенаселенность Воронежской губернии, которая стала особенно остро ощущаться к концу XIX – началу ХХ вв., вызвала к жизни такое специфическое явление, как массовые отхожие промыслы. С экономической точки зрения отхожие промыслы представляют собой ни что иное, как сезонную миграцию рабочей силы из трудоизбыточных районов и уездов. Десятки и даже сотни тысяч людей перемещались в поисках работы, пытаясь хоть как-то прокормить себя и свои семьи. На масштабах феномена отхожих промыслов, его особенностях и движущих силах остановимся подробнее.
Количество сезонных трудовых мигрантов из Воронежской и целого ряда других губерний было уже к последней четверти XIX столетия таково, что привлекало к себе пристальное внимание исследователей. Так, А.Меерков, оценивая причины и масштабы отхожих промыслов, указывал: «Население Воронежской губернии находит в отхожих промыслах важный и незаменимый источник своего существования. Хотя Воронежская губерния и принадлежит к числу черноземных, но все же земледелие не служит единственным источником для удовлетворения всех потребностей населения… Земледельческое население перенаселенных районов или платит повышенную земельную аренду, или нанимается на земледельческие работы на месте, или отправляется за земледельческой работой на окраины или, наконец, переселяются. На юг и восток, куда уходят земледельческие рабочие из центра, запашки расширяются и еще не чувствуется избыток населения. Но здесь пришлые крестьяне являются уже наемными рабочими местных крестьян и помещиков. Города и промышленные центры также начинают притягивать к себе жителей деревни. Переселение делает часть жителей наших деревень подвижными».
Кроме того, миграции воронежских крестьян способствовало то обстоятельство, что сельскохозяйственным работам органически присущ сезонный характер. В осенне-зимний период, когда урожай собран, у крестьян появлялось время для занятий всевозможными промыслами, которые давали дополнительные приработки. Но если по месту жительства прирабатывать было невозможно, крестьянам приходилось искать работу вдали от родных пенатов.
Основными движущими мотивами для трудовых мигрантов были отсутствие в местах постоянного проживания работы со сколько-нибудь достойным заработком, позволявшим прокормиться, практически полное отсутствие средств к существованию и перспектив в жизни. В поисках лучшей доли люди покидали родные села и пешком, преодолевая путь в сотни километров, кое-как питаясь, терпя огромные лишения, шли в те местности, где их труд мог быть востребован. О способах и условиях перемещения трудовых мигрантов нам сообщают исследователи тех лет. «Главнейший способ передвижения рабочих, коему следует огромное большинство, – сообщает князь Н. Шаховской, – это переход пешком до места назначения. Это служит прежде всего подтверждением бедности идущего люда, ибо пешее движение совершается в тех местностях, где проложены железные пути».
Пешеходы отправлялись в путь в одиночку или партиями от 2 до 30 человек и более. Самые бедные, не имевшие средств нанять подводу шли (например, из Курской, Тамбовской и Полтавской губерний), в большинстве случаев группами в несколько (3-4, 10-15) человек, питаясь размоченными сухарями, а то и Христовым именем. Несколько лучшим было положение рабочих, сравнительно более обеспеченных средствами, которые собирались в партии или артели по 10-15, 25-30 человек, нанимали сообща подводу, или покупали собственную, на которую складывали провизию, белье, косы.
В каком положении подчас оказывались трудовые мигранты на рынке найма, можно увидеть из отчета за 1898 год о положении отхожих рабочих в г.Николаев Херсонской губернии. «В дождь, – говорится в отчете, – вся площадь покрывается грязью, и в ней лежат, промокнув до костей, рабочие, сбившись нередко в значительные кучи во избежание теплопотери… После дождей расходы на лекарства против инфлюэнцы, лихорадки, ревматизма и проч. обыкновенно резко повышались».
Наиболее распространенными в Воронежской губернии были сельскохозяйственные промыслы. Чернорабочие, батраки, полетчики, пастухи, овчары, бакчевники, косари отправлялись весной и летом в Донскую Область и Северный Кавказ. Кроме сельскохозяйственных рабочих весьма заметную группу составляли рудничные рабочие, работавшие в шахтах Екатеринославской губернии и Донской Области, и ремесленники: бондари, каменщики, колесники, кузнецы, овчинники, печники, плотники, портные, пряхи, ткачихи, сапожники, столяры, тележники, ведерники, горшечники, кровельщики, шерстобиты и проч.
Сельскохозяйственный труд работников в отхожих промыслах был очень напряженным и неустроенным. Исследование тех лет дает нам на этот счет следующую картину: «Копка свеклы происходит осенью, весьма часто при ненастной погоде и продолжается около месяца. Рабочие из отдаленных сел приходят и приезжают сюда со всем скарбом, женщины иногда с грудными детьми. Воз, на котором приехал рабочий, составляет его семейный очаг, где у него храниться все необходимое и где он часто ночует. Летом рабочие спят под открытым небом, а иногда в наскоро устроенных из соломы сараях или шалашах, осенью же большей частью в землянках».
В 1911 г. всего ушло из Воронежской губернии 158952 чел., что составляло 4,8 процента населения губернии за тот же год. Из числа уходивших на заработки 132005 мужчин или 4,0 процента к населению и 26947 женщин, или 0,82 процента к населению.
В течение 1898 г. из Воронежской губернии уходило на заработки 110295 мужчин и 19913 женщин, а всего 130208 душ обоего пола. В Саратовской губернии, по данным доктора Тезякова, в среднем за 1899-1901 гг. ежегодно уходило в отхожие промыслы 89479 душ населения, что к наличному крестьянскому населению составляло 4,8 процента. В Тамбовской губернии, по данным д-ра Моллесона, уходило в 1899 г. на заработки 127701 чел., что также составляло 4,8 процента к населению.
Местности, в которые уходили трудовые мигранты, были рассеяны по всей России: некоторые добирались даже в Сибирь, Ферганскую область, Закаспийский край. Однако основная масса шла в область Войска Донского, в Кубанскую область, в Екатеринославскую губернию и в город Воронеж.
По данным статистиков Воронежского губернского земства В.И. Бузина и Н.П. Гвоздева, из 100 человек крестьянского населения Воронежской губернии 80 человек занимались исключительно хлебопашеством; 13 человек занимались хлебопашеством, прирабатывая на стороне на сельхозработах, и 7 человек занимались исключительно различными промыслами, как то: ремесленными, кустарными, торговлей, наймом на фабрики, заводы, в прислуги и т.п. Из 100 лиц, занимавшихся промыслами, 68 приходилось на сельскохозяйственные промыслы и 32 на остальные.
Ввиду того, что доходы от отхожих промыслов поступали почти исключительно на нужды крестьянских хозяйств, промыслами занимались по преимуществу члены тех семей, которые в наименьшей степени были обеспечены землей. Из данных диаграммы 1.4 видно, что из 100 чел. безземельных крестьян промыслами занималось 49 чел., имеющих земли до 5 десятин на двор – 30 чел., от 5 до 15 дес. – 20 чел., от 15 до 25 дес. – 18 чел. и свыше 25 дес. – 13 чел.
Рис.1.4. Группы крестьянских хозяйств Воронежской губернии
по размеру земли на 1 хозяина.
Быстрый и неконтролируемый рост населения приводил не только к общей перенаселенности, избытку предложения на рынках труда и обнищанию жителей Воронежской губернии. Помимо всего прочего не хватало жилья, пищи, медицинских и образовательных услуг. Практически повсеместно отсутствовала система восстановления сил, досуга и отдыха. Физическая культура и спорт находились в зачаточном состоянии (лишь в некоторых образовательных учреждениях к концу XIX – началу ХХ вв. стали вводиться в учебный процесс уроки гимнастики). Система рационального проведения досуга и рекреации рабочей силы замещалась пьянством и кулачными боями. Вот как описывала газета «Дон» в 1912 г. одну из воронежских улиц (ныне 20-летия Октября): «…Навстречу нам с ревом, свистом и гиканьем, как лавина, двигалась сплошная масса людей, занявших значительную часть улицы. Середина этой толпы словно кипела. Там были главные бойцы и там шел ожесточенный кулачный бой».
Помимо отмеченных проблем существовали и другие, например, санитарно-гигиенического характера. Даже в губернском центре к началу ХХ в. водопровод и канализационная система присутствовали в минимальном размере. Источники тех лет доносят до нас такие сведения: «Воды достать негде. Колодцев нет, водопровода и подавно. Воду возят два водовоза. Водовозов обычно ждут здесь по 2-3 дня. В довершение всего страшно развито шинкарство (т.е. розничная торговля алкогольными напитками)». «Сюда, в Воронеж, за сотни верст ходили темные люди, больные и здоровые, на поклон к «святому Митрофанию» и, прикладываясь к мощам, заражали друг друга. Это о Воронеже ходила молва о том, что он – город всяких болезней. И действительно, он отличался огромной смертностью населения».
Отмеченные факторы, действуя в совокупности, создавали весьма неблагоприятный фон для экономического развития Воронежского края. Отсталость края даже от соседских не вполне благополучных губерний еще более осложняла обстановку. Как отмечают воронежские экономисты-исследователи, в начале ХХ в. «тяжелые условия жизни рабочих, страшный упадок сельского хозяйства и обнищание крестьянских масс привели к тому, что смертность населения в Центральном Черноземье была самой высокой, чем в среднем по 50 губерниям европейской России».
Отдельно следует остановиться на положении, складывавшемся в сельском хозяйстве Воронежского края в пореформенный период. Реформа 1861 г. стала фундаментальной предпосылкой для изменения всей системы экономических отношений, вызвала глубокие преобразования в социальной и политической структуре общества. Отмена крепостного права с последующим постепенным выкупом помещичьих земель значительно расширила хозяйственную самостоятельность крестьян, нанесла чувствительный удар по общинному образу жизни сельских жителей.
Несмотря на компромиссный характер проводимой реформы, она, в конечном счете, все же принесла свои плоды, – на ее основе к началу ХХ в. происходит перераспределение собственности на землю и иные ресурсы. В Воронежской губернии по основным видам владений земля распределилась следующим образом: частновладельческие земли составляли 1573172 дес. (28%), надельные крестьянские земли – 3746442 дес. (66,8%) и земли казны и учреждений – 283298 дес. (5,2%).
Как видно из приведенных данных, в последние десятилетия XIX в. в сельском хозяйстве Воронежского края наблюдалось многообразие форм собственности на землю. При этом следует отметить, что между различными формами собственности и организации хозяйств происходила повседневная конкурентная борьба и наиболее дееспособные формы постепенно вытесняли менее дееспособные.
Наиболее серьезной трансформации подверглась дворянская форма землевладения и ведения хозяйства, – далеко не все представители дворянского сословия смогли приспособиться к новым условиям хозяйствования и повсеместному переходу экономики на рыночную основу. Часть дворян и помещиков обеднела и маргинализировалась, другая часть перешла на военную и государственную службу. Дворянство, таким образом, оказалось наименее подготовленным к изменившейся экономической среде, вследствие чего беднело, наращивало долги и разорялось. Один из исследователей конца XIX в. отмечал: «Дворяне… не приспособились еще к новым условиям хозяйства… и запустение их поместий, разорение их гнезд, долги и бедность дворянства явились лишь логическими последствиями этой их неприспособленности».
Собственность и землю обедневших дворян скупали предприимчивые люди из разных сословий, которые более гибко вели аграрное производство. В итоге такие предприниматели становились крупными землевладельцами и помещиками, широко использовавших труд наемных работников. Так, уже в 1880-х гг. в Воронежском уезде из каждых 100 имений размером свыше 500 дес. применяли наемный труд 96,9% и в имениях размером от 50 до 500 дес. – 81,1%. При этом заработная плата наемных работников в Воронежской губернии была одной из самых низких. Например, по сравнению с такими губерниями, как Херсонская и Таврическая (районами развитого капитализма), она была в 1,5-2 раза меньше, что объяснялось не только большей населенностью центрально-черноземных губерний, но и меньшим развитием капитализма в сельском хозяйстве.
Крестьянские хозяйства с небольшими наделами и устаревшей технологией обработки земли проигрывали новым помещикам конкурентную борьбу и фактически боролись за выживание. К началу ХХ в. размер среднего помещичьего хозяйства составлял 750 га, в то время как крестьянское хозяйство имело лишь 3 га. Безземельные и малоземельные крестьяне вынуждены были арендовать землю у помещиков на самых кабальных условиях – исполу и за отработки. Воронежская губерния оставалась одной из отсталых аграрных губерний «оскудевающего центра» царской России. 93 % населения губернии было занято в сельском хозяйстве. Господствовала по-прежнему трехпольная система земледелия. Главными орудиями обработки земли оставались деревянные сохи и бороны.
Положение воронежских крестьян нашло свое отражение в названиях сел, деревень и хуторов: Гнилуша, Грязнушка, Пустошка, Голопузово, Горюшкин, Малоедов, Голодаевка, Нееловка и т. п. О тяжелейшем положении в Воронежской глубинке свидетельствуют материалы уездного комитета по сельскохозяйственной промышленности: «В короткий пореформенный период местность уезда изменилась до неузнаваемости. Леса поредели и сократились в площади, реки обмелели или местами совершенно исчезли, летучие пески надвинулись на поля, сенокосы и другие угодья (распаханные), поля поползли в овраги, и на месте когда-то удобных земель появились рытвины, водомоины, рвы, обвалы и даже зияющие пропасти; земля обессилела, производительность ее понизилась, – короче, – количество неудоби увеличилось, природа попорчена, естественные богатства истощены, а естественные условия обезображены. Вместе с тем в самой жизни населения проявилась скудость, обеднение, вопиющая нужда».
В 1900-1901 гг. надельную и арендованную землю крестьяне засевали на девять десятых рожью и просом; остальная площадь приходилась в основном на картофель и другие культуры. При этом урожайность была весьма низкой.
О невысоком достатке большинства крестьянских семей свидетельствует объемы и структура потребления продуктов питания. Эти сведения следует дополнить данными А.И. Шингарева, который проводил в начале ХХ века собственное обследование крестьянских семей из воронежских сел Моховатка и Новоживотинном. В частности, Шингарев приводит следующие цифры.
Суточное количество продуктов (в г) на душу населения:
Ржаной хлеб – 693-724 г;
Картофель – 222-245 г;
Молоко – 2,3-3,9 г;
Говядина – 13,5-17,1 г;
Баранина – 7,7-15,2 г;
Свинина – 6,3-8,6 г;
Сало свиное – 0,27-0,41 г;
Рыба свежая – 0,28-0,81г;
Куры, утки – 2,1-2,74 г;
Яйца куриные – 2,3-3,9 г.
В структуре потребления воронежских крестьян в начале ХХ в. преобладали хлеб, картофель, капуста и продукты на основе круп и бобовых. Потребление мяса и мясопродуктов необычайно мало – всего 13,3 кг на душу населения в год (для сравнения: в 1985-1990 гг. аналогичный показатель для стран СНГ составлял 56-60 кг, для стран ЕЭС 81-85 кг, для США 112-115 кг). Бедность и недостаточность питания людей негативно проявлялись в таких показателях, как повышенная смертность населения, недостаточная устойчивость к инфекционным заболеваниям, неполноценное физическое развитие и проч. Достаточно сказать, что почти половину населения Воронежской губернии к концу XIX в. (особенно это заметно по сельским районам) составляли дети и подростки до 19 лет.
Гипертрофированная структура населения Воронежской губернии, сложившаяся к началу ХХ в., когда практически 2/3 численности жителей составляли молодые люди в возрасте до 29 лет, накладывала свой отпечаток на все сферы социально-экономической, религиозной и культурной жизни региона.