Все важнейшие аспекты жизни, уклада и культуры современного общества переживают кризис, как и сто лет назад, в к. XIX – нач. ХХ веков. В то время интеллигенция находилась между двумя эпохами: умирающей чувственной культурой и грядущей идеациональной культурой.

Одной из основных причин возникновения кризиса в то время был протест против чувственного искусства.  Эти последствия спонтанно переработанные чувственным искусством в процессе его развития. Все это также определенные симптомы его возрастающей дезинтеграции. Эти симптомы были настолько определенны, что составляли подлинное momentomori, предвещавшее гибель современного чувственного искусства. Так оно становилось все более и более бессвязным, подражательным, количественным и стерильным; неудивительно, что его упадничество родило усиливающийся дух протеста. Протест разразился в конце ХIХ века, после заката школы импрессионистов в живописи, скульптуре и других областях изящных искусств, импрессионизм, который представляет собой конечную границу развития чувственного искусства. Его лозунгом было отражение поверхности чувственной реальности, какой она предстает нашим органам чувств в данный момент. Сюжет был совершенно несущественен. Важно было создать иллюзию внешности человека, абрис пейзажа или изображаемого предмета .

Именно такая двойственность мышления была свойственна Н.А. Бердяеву, в своих мемуарах он писал: «У меня никогда не было чувства происхождения от отца и матери, я никогда не ощущал , что родился от родителей . Нелюбовь ко всему родовому – характерное моё свойство. Я не люблю семьи и семейственности, и меня поражает привязанность к семейному началу западных народов. Некоторые друзья шутя называют меня врагом рода человеческого…». Здесь представлено его высказывание,  характерное в то время для высшего слоя общества; что касается аморфных рассуждений о человеке как о личности, то можно привести следующую его цитату: «Истоки человечества лишь частично могут быть поняты и рационализированы. Тайна личности, ее единственности, никому не понятна до конца. Личность человеческая более таинственна, чем мир. Она и есть целый мир… Огромное значение имеет первая реакция на мир существа, в нем рождающегося. Я не могу помнить первого моего крика, вызванного встречей с чуждым мне миром. Но я изначально чувствовал себя попавшим в чуждый мне мир, одинаково чувствовал я это и в первый день моей жизни, и в нынешний день. Я всегда был прохожим…».

Тема одиночества в этом мире, отторжения чувственной красоты, двойственность мышления была присуща интеллигенции к. XIX – нач. XX вв. Н.А. Бердяев: «Тема одиночества – основная…Как преодолеть чуждость и далекость? Религия есть не что иное, как достижение близости, родственности. Я никогда не ощущал себя частью объективного мира и занимающим в нем какое-то место…Неукорененность в мире, который впоследствии я назвал объективированным, есть глубочайшая основа моего мироощущения. С детства я жил в мире, непохожем на окружающий, и я лишь притворялся, что участвую в жизни этого окружающего мира. Я защищался от мира, охраняя свою свободу. Я выразитель восстания личности против рода…»

Суть кризиса заключается в постепенной девальвации этических и правовых норм. Девальвация зашла уже так далеко, что сколь бы странным это ни показалось, но этические и правовые ценности потеряли свой престиж. В них уже вовсе нет той былой святости, в которую первоначально они облекались. Все больше и больше на истинные нравственные ценности смотрят, как на всего лишь «рационализации», «выводы» или как на «красивые речевые реакции», маскирующие эгоистические, материальные интересы и стяжательские мотивы индивидов и групп. Постепенно их начинают интерпретировать как дымовую завесу, скрывающую прозаические интересы, эгоистичные желания и особенно страсть к материальным ценностям. Подобным образом юридические нормы все больше и больше рассматриваются как орудие в руках стоящей у власти элиты, эксплуатирующей другие, менее влиятельные, группы населения. Иными словами, они есть своего рода уловка, к которой прибегает господствующий класс для того, чтобы держать в повиновении и контролировать подчиненные классы. Они потеряли свой моральный престиж, деградировали и снизились до статуса средства, используемого умными плутократами для одурачивания эксплуатируемых простаков. С потерей престижа они постепенно утрачивают и свою контролирующую и регулирующую силу важный фактор человеческого поведения. Их «ты не должен» и «ты должен», как моральные императивы все меньше и меньше определяют поведение людей и направляют его в соответствие с нормами, а их роль постепенно сводятся к нулю. Логически возникает вопрос: «Если соль утратила свои вкусовые качества, то чем же в таком случае солить? Ибо она бесполезна и годна лишь для того, чтобы ее высыпать и растоптать ногами».

Утратив свой «вкус» и действенность, они открыли путь грубой силе, как единственному сдерживающему фактору в человеческих отношениях. Если ни религиозные, ни этические, ни юридические ценности не контролируют наше поведение, то тогда что же остается? Ничего, кроме грубой силы и обмана. Отсюда — современное «право сильного».

Декаданс – вот то слово, которым можно охарактеризовать настроение, которые овладело представителей интеллигенции. Желание осуществить псевдоцели стало основным для них.

В эпоху кризиса интеллигенции и сознания своих ошибок, в эпоху переоценки старых идеологий необходимо остановиться и на отношении к философии. Традиционное отношение русской интеллигенции к философии сложнее, чем это может показаться на первый взгляд, и анализ этого отношения может вскрыть основные духовные черты нашего интеллигентского мира. Н.А. Бердяев : «Говорю об интеллигенции в традиционно-русском смысле этого слова, о нашей кружковой интеллигенции, искусственно выделяемой из общенациональной жизни. Этот своеобразный мир, живший до сих пор замкнутой жизнью под двойным давлением, давлением казенщины внешней — реакционной власти, и казенщины внутренней — инертности мысли и консервативности чувств, не без основания называют «интеллигентщиной», в отличие от интеллигенции в широком, общенациональном, общеисторическом смысле этого слова. Те русские философы, которых не хочет знать русская интеллигенция, которых она относит к иному, враждебному миру, тоже ведь принадлежат к интеллигенции, но чужды «интеллигентщине». Каково же было традиционное отношение нашей специфической, кружковой интеллигенции к философии, отношение, оставшееся неизменным, несмотря на быструю смену философских мод? Консерватизм и косность в основном душевном укладе у нас соединялись с склонностью к новинкам, к последним европейским течениям, которые никогда не усваивались глубоко. То же было и в отношении к философии.

Авторы: Нарожный Д.А., Прибытков А.А. 

Библиографический список:

1. Бердяев Н.А. Духовный кризис интеллигенции. – М.: КАНОН, 1998. – 396 с.

2. Бердяев Н.А. Самопознание. – М.: ДЭМ, 1990. – 334 с.

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *