Политологические исследования, связанные с изучением места и роли парламента в политической системе России ведутся в нескольких направлениях. В первом случае объектом исследования выступают электоральные процессы и процедуры. Данное направление является господствующим в количественном отношении и этому есть вполне понятное объяснение. Во-первых, институт выборов занимает центральное место в любой демократической системе: выборы выступают в качестве механизма формирования представительного органа и «зеркала» общественного мнения и только строгое следование принятым электоральным процедурам может обеспечить формирование легитимного парламента.
Источником подобных исследований выступает электоральная статистика. В условиях современной российской политики, полной различных неформальных практик, широкая доступность статистических данных о результатах выборов, дифференцированных по многочисленным критериям (прежде всего по региональным и общефедеральным показателям), создает устойчивую и относительно объективную источниковую базу исследования, обеспечивая тем самым необходимый уровень научности политологических изысканий. В-третьих, изучение электоральной статистики предполагает возможность выявления определенных закономерностей и построения вероятностных моделей, дающих возможность делать многочисленные прогнозы относительно развития как политической системы в целом, так и отдельных её элементов. К ним относятся:
а) прогнозы общего направления деятельности парламента данного созыва, особенностей формирования и качественного наполнения «повестки дня», «политического курса» парламента, базирующегося на целях и задачах парламентского большинства и практикующих методах их достижения (если об этом можно говорить в условиях российской суперпрезидентской республиканской модели), характере принимаемых решений и результатов голосований по ключевым общественно-значимым вопросам;
б) прогнозы динамики электоральных предпочтений населения.
В последнем случае важными представляются два аспекта. Во-первых, парламентские выборы в России по факту хронологического предшествования являются «репетицией» президентских выборов. Такая индикация общественных настроений позволяет провести определяющую весеннюю кампанию более спокойно и предсказуемо, либо в кратчайшие сроки сделать необходимую работу над ошибками. Во-вторых, результаты очередного электорального цикла позволяют выявить на ранних этапах и предупредить нарастание крайних – левых или правых – политических предпочтений, как и любых других нежелательных диспропорций в отдельных регионах или в федеральном масштабе.
Однако, в дополнение ко всем перечисленным выше осязаемым полезным следствиям, изучение института выборов в России приобретает ещё одну существенную функцию. Сам факт активного изучения какого-либо процесса или явления, становится в массовом, а зачастую даже в элитарном, сознании показателем того, что этот процесс или явление существуют в объективной, в данном случае – политической, действительности. Так, изучение электоральных процессов и процедур должно свидетельствовать о том, что они существуют, причем в том самом виде, в котором их изучают, а наличие в системе электорального института аналогично должно свидетельствовать о существовании демократического режима, главным признаком которого он и является. Здесь мы имеем дело с индикацией наоборот – типичным примером субъективного идеализма, работающим по принципу: если я вижу нечто, значит, оно существует, следовательно, оно существует потому, что я его вижу.
В целом можно отметить важность изучения электоральных процессов и процедур, так как они, безусловно, отражают определенный уровень зрелости российской политической системы и национальной российской демократии. Очевидным нам представляется и тот факт, что начинать изучение института парламента следует именно с рассмотрения выборов как механизма его формирования.
В то же время, информация о персональном составе депутатов и их партийной принадлежности не даёт достаточных оснований для успешного прогнозирования результатов законотворческой деятельности парламента данного созыва, а также о механизмах принятия конкретных решений и их причинах.
Препятствием, в данном случае, выступает статический информационный срез, получаемый в ходе анализа электоральной статистики. Конечно, это не относится к ситуациям, при которых простое или конституционное большинство в Государственной Думе принадлежит одной фракции. Здесь перед нами открывается широкий простор для уверенного прогнозирования. Однако, в остальных случаях приходится учитывать целый ряд дополнительных факторов, отраженных в результатах выборов в недостаточной степени, либо не отраженных вовсе.
Кроме электоральных процессов и процедур в рамках изучения института парламента исследуется парламентская деятельность фракций крупнейших общенациональных партий1. С одной стороны, такие изыскания позволяют установить степень участия данной фракции в принятии тех или иных решений и её роль в работе палаты в целом. С другой стороны, на основе анализа результатов голосования фракции, публичных выступлений отдельных её членов, вносимых на рассмотрение палаты законопроектов, можно судить о соответствии предвыборных обещаний реальным действиям, а, в случае несоответствия – о возможных его причинах. При рассмотрении примеров взаимодействия между фракциями, значительное внимание уделяется именно исследуемой фракции, вне зависимости от того, является ли она объектом или субъектом этого взаимодействия. Важность этих исследований нельзя недооценивать, однако необходимо заметить, что особый смысл они приобретают в контексте изучения партийной системы, равно как и вносят свой весомый вклад в историко-политический портрет конкретной партии.
Ещё одним направлением, связанным с изучением парламента, является исследование парламентаризма, как особого исторического, политического и правового феномена. Понятие парламентаризма не относится к числу чётко определённых и общепринятых. В одном случае парламентаризм трактуется как особая система организации государственной власти, структурно и функционально основанная на принципах разделения властей, верховенства закона при ведущей роли парламента в целях утверждения и развития отношений социальной справедливости и правопорядка2. Это обобщенное, сложносоставное юридическое определение не позволяет выявить один единственный признак, который будет являться определяющим. Непонятно, как авторы предлагают понимать «ведущую роль» парламента. Учитывая упоминание разделения властей, можно предположить, что имеется в виду доминирующее положение законодательной ветви власти по отношению к исполнительной, то есть ситуация, при которой проводятся одни общенациональные выборы – выборы депутатов парламента – а парламентское большинство формирует подотчётное ему правительство, при этом главой правительства становится лидер парламентского большинства. В этом случае мы не можем применять понятие парламентаризм к целому ряду государств с президентской формой республики, прежде всего США и Россию, говорить о ведущей роли парламента в которых не приходится. Всё это значительно обедняет данное определение и делает его весьма трудно употребимым.
Более приемлемым нам кажется представление о парламентаризме как о системе, в которой принятие законов относится к исключительному ведению выборного представительного органа. Такой подход, по крайней мере, объясняет поиск истоков российского парламентаризма в 1906г., когда 27 апреля открылась I Государственная Дума. Согласно Основным государственным законам, Дума являлась законодательным органом, однако не формировала и не контролировала правительство и могла быть в любой момент распущена императором, который, к тому же, имел право отлагательного вето. В промежутке между окончанием работы одной Думы и начала полномочий следующей император мог изменять старые законы, в том числе избирательные, и издавать новые, однако все они должны были быть во внеочередном порядке одобрены новой Думой. Как известно, своим правом Николай II успешно пользовался, и говорить о ведущей роли законодательной власти на заре российского парламентаризма никак нельзя. В то же время дореволюционная Дума оставалась с некоторыми оговорками монопольным законодательным органом и поэтому к данному периоду вполне применимо понятие парламентаризм.
С другой стороны, анализируя случаи появления в печати (научной и не только) и публичных выступлениях этого понятия, складывается впечатление, что в него не вкладывается ни один из упомянутых нами смыслов. Чаще всего парламентаризм воспринимается как совокупность традиций представительной власти, и историческую эволюцию норм и правил с ней связанных – то есть как категорию политической культуры.
Именно этой проблематике чаще всего и посвящаются исследования историков и примкнувших к ним в этом вопросе политологов. При этом процессы, оказывающие влияние на деятельность парламента в современных условиях теряются на общем фоне или не рассматриваются вовсе.
Исследования парламентаризма, без сомнения, имеют право на существование, но они не позволяют выявить весь комплекс сложных связей и отношений внутри парламентского института, оказывающих подчас решающее воздействие на процесс принятия решений. На наш взгляд значительно более полезным станет применение к исследованию института парламента системного и структурно-функционального подходов.
Автор: Гнеушев А.А.
Литература и Интернет-источники:
1 См. например: http://www.cipkr.ru/research/ind/26052006.htm.
2 Парламентское право России: Учебное пособие / Под. Ред. И.М. Степанова, Т.Я. Хабриевой – М.:Юристъ, 2000 – с.5.