Народный календарь, основной функцией которого выступает структурирование годового времени, традиционно исследуется по периодам, соответствующим природным циклам и видам хозяйственных работ. Стремление уйти от условного и схематичного членения года на четыре равных отрезка времени, которое «не отвечает полностью характерному для народного календаря отражению постепенного перехода от одного состояния природы к другому, завершаемого резкими изменениями в ней», обусловливает выделение в структуре года весенне-летнего и осенне-зимнего циклов. Границами первого из названных периодов в славянском календаре считаются начало февраля, или проводы зимы (Масленица), и троицко-ивановско-петровские праздники конца июня — начала июля. Данный цикл, в свою очередь, может условно делиться на два (ранневесенний и поздневесенний с границей, проходящей по пасхально-юрьевско-марковским праздникам) или на три периода (начало — преимущественно Масленица и мартовские праздники, середина — пасхальные праздники и дни святых Георгия, Марка и Еремии, завершение — Троица, купальские и петровские праздники).

При том и другом способе деления в группе ранневесенних оказываются праздники донского календаря, маркирующие начало весны: дни почитания святых Евдокии (1/14 марта), Сорока мучеников (9/22 марта) и Алексея, человека Божьего (17/30 марта).

Исследователи традиционной культуры донских казаков нередко высказывали мысль о том, что их обрядность была гораздо менее разработанной по сравнению с общерусской традицией. Ранние казачьи сообщества имели сложную многоуровневую ритуальность в области воинских практик. Бедными были ритуалы, относившиеся к сфере женской, прокреативной («венчание» путем обвода вокруг березы, «элементарный» развод на кругу, повторный брак путем покрывания головы женщины полой кафтана и пр.).

Специфика обрядности донского казачества XVIII — начала XX вв. была обусловлена особенностями складывания и функционирования этой этносоциальной группы, на первых порах мало связанной с сельскохозяйственной деятельностью. Именно эта особенность казачества наложила отпечаток на весь цикл календарных обрядов и обрядов жизненного цикла.

Акцентированность при сложении вольных казачьих сообществ в Диком Поле мужского начала побуждает рассматривать календарную донскую обрядность XIX — начала XX вв. в половозрастном аспекте. Такой подход, вообще весьма эффективный для исследования традиционных сообществ3, для казачьей субкультуры представляется особенно актуальным. Основой работы являются полевые наблюдения4 и сведения, почерпнутые из донской периодики XIX — начала XX вв.

Донские казаки

В XIX — начале XX вв. Масленицу праздновали в течение недели перед Великим постом. По православной Пасхалии она приходилась на вторую половину февраля — начало марта. Неизвестный автор рукописи 1824 г. писал, что в Старочеркасске Масленица начиналась с заговенья, которое устраивали накануне за полночь. Остатки трапезы отдавали на следующий день приходящим специально для этого татарам и калмыкам.

Источники отмечали, что блины пекли всю неделю; «самые гулянья» начинались с четверга или со среды («первые дни до среды — обыкновенные»); в четверг молодые семейные пары ходили в гости к родственникам; в субботу посещали кладбище или просто раздавали «милостыньки»; воскресенье называли «прощеным» или «Масленицу провожать», в этот день в некоторых местах, кроме блинов, выпекали также калачи, в других местах калачи выпекали с четверга, их остатки хранили до конца Поста и ими разговлялись.

Очень подробное описание ритуалов масленичной недели с четким разделением их по половозрастному признаку представлено С.П. Рябухиным, который в течение нескольких лет изучал обрядность казаков в рамках одной станицы (Березовской, Даниловского р-на Волгоградской обл.). По рассказам его информантов, понедельник был «днем встреч». Трудно сказать, что подразумевалось под этим термином: встреча Масленицы (если учесть, что в воскресенье ее провожали) или хождения семейных казаков по родственникам и друзьям: «Утром казаки шли в церковь «на заутреню», а после отправлялись к родственникам, друзьям, поздравляли их с приходом масленицы, угощались. Сами гости приносили с собой угощение и хозяева ставили на стол все, что было. Молодежь в это время ходила по улицам с песнями и прибаутками».

Как видно из описания, первый день Масленицы в станице Березовской был связан с двумя важнейшими сакральными локусами: церковью и домом, т.е. всеми родственниками, единение которых осуществлялось за счет обходов и взаимных угощений. Внешнее пространство (улица) в этот день «обыгрывалось» молодежью.

По нашим сведениям, в большинстве станиц Среднего Дона и его притоков широкие масленичные гулянья начинались не ранее среды. Молодежные гулянья на улице становились все более «широкими»: «…катания на санных тройках, девки от каждой улицы набьются в одни сани, человек десять, сажают гармониста и давай с песнями куролесить по всей станице. Парни скачки устраивали за санями — девок ловить, кулачки устраивали улица на улицу». В это же время «пожилые казаки сбирались по куреням, нагатавливали закусок и питья разного, и пошли разговоры-воспоминания: кто, где служил, в каких баталиях участвовал, случаи разные рассказывали, привирали, конечно. Апосля затягивали старинные казачьи песни. Кто еще на ногах крепко стоял, пускались в пляс».

В ходе праздника «улица» и «дом» по-прежнему «принадлежали» разным половозрастным группам. Причем пространство дома «передавалось» семейными казаками — группе стариков, хранителей воинских традиций. Далее в ритуалах устанавливалась символическая связь живых с предками, павшими в боях: во многих станицах в четверг устраивались торжественные шествия и поминальные тризны на местах старых поселений (старых казачьих городках), на курганах. Здесь ведущая роль отводилась тем же старикам и служилым казакам.

Такой обычай до начала XX в. соблюдался, например, в станице Луганской. В четверг масленой недели здесь собирались все жители станицы (мужчины, женщины и дети) и отправлялись верхом и на телегах на место прежнего расположения станицы — в Старый городок. Там был установлен большой деревянный крест, у которого служили панихиду всем предкам, жившим когда-то. Затем следовала общая поминальная трапеза. На обратном пути, на кургане «Моськина могила» устраивались состязания между молодыми казаками в скачке на лошадях.

Вольтижировка донских казаков

И обед, и конно-спортивные состязания в архаических традициях были обязательной составной частью тризн. В.Н. Топоров отмечал, что конно-спортивные состязания были связаны с мотивом «опустошения» — траты сил, которая наряду с общественным пиром была необходимой составляющей передела общей доли.

По сути, в масленичных поминаниях предков происходило символическое перераспределение доли между умершими (предками) и живыми (потомками). Вообще роль всевозможных спортивных состязаний (конных скачек, джигитовок, стрельб, кулачек) была чрезвычайно значима именно в весенне-летнем календарном цикле. Ведущая роль в их организации и проведении отводилась мужским группам.

По свидетельству В.Д. Сухорукова, в старину любимыми местами стариковских собраний были станичная изба (где им отводились самые почетные места) или дом атамана и голубцы на кладбищах, где они устраивали заупокойные тризны-беседы: «… и старики не все помещались в беседах подле рундуков; некоторые собирались на голубцах (могильные памятники) на кладбище, где, усевшись кружками, каждый поочередно приносил ендову крепкого меда, и, разнося кружки за упокой усопших и в их честь живущих, начинали любимые песни, повторяемые всею беседой». Очевидно, не случайно за стариками закреплялись одновременно сакральный центр — станичная изба и маргинальная зона — кладбище. Статус своеобразных «посредников» позволял им обеспечивать связь живых с предками, подпитывая живых славою и силою погибших.

В то же время в масленичный четверг осуществлялось межпоколенное общение в рамках поселения (в домашней, семейной зоне). Здесь в первую очередь выделяются взаимоотношения между старшим и младшим поколениями: «Приезжали в гости дети к родителям. Делали праздник. Мяса наворют, напекут блинов, каши молочной, рисовой или пшенной, делали свою лапшу».

В станице Березовской этот день назывался «тещины вечерки». Молодые супруги ходили по гостям: посещали тещу, свекровь и крестных. Взаимно посещали друг друга кумовья и сваты. Молодые супруги приносили с собой сыр, масло и блины. Хозяева также угощали их традиционными масленичными кушаньями. В некоторых местах молодоженов «обкатывали» — устраивали за их счет гулянья с выпивкой. Возможно, этот обычай (отголосок давней традиции катать молодых с гор и заставлять целоваться или откупаться) был напрямую связан с утверждением темы брака, чрезвычайно важной в период весеннего пробуждения природы.

В четверг продолжались уличные молодежные гулянья и игры. Катания на лошадях были обязательной частью масленичных гуляний на Дону. В них участвовали все группы населения, но особое внимание уделялось катаниям молодых девушек. В оформлении праздничных поездов широко использовалась свадебная символика: дуги оплетались красными кушаками и лентами, к ним крепились колокольчики. Молодежь повсеместно каталась на Масленицу и с гор — на обшивнях, «на досках от кадушки и на говёниках». Катания молодоженов и молодых девушек брачного возраста с гор и на лошадях способствовали утверждению социальной значимости брака, а также символизировали передачу их плодоносной энергии земле.

Любимым развлечением на Масленицу у мужских групп были кулачные бои. Бои отмечали наиболее значимые события в жизни казачьей общины: «растряс» лугов (раздел путем жеребьевки), окончание сбора урожая, а также календарные праздники (преимущественно, весенне-летнего цикла): Масленицу, Пасху, Троицу18. Организация кулачных боев строилась по социо-возрастному принципу. Выделялись следующие страты: дети 5-6 лет, подростки, казаки приготовительного разряда, служилые казаки (неженатые и семейные) и старики.

В чередовании будней и праздников, определявшем в прошлом ритм жизни каждого русского человека, свое место занимает празднование первой годовщины рождения. Место это довольно скромное, поскольку отмечаемое событие, как правило, значимо только для небольшого семейного круга, с общественным, как церковным, так и светским, праздничным календарем связано условно и проходит обычно в течение одного дня (т.е. без периодов вхождения и выхода из праздника, что может характеризовать его как окказиональное событие). В среде русского сельского населения празднование дней рождения еще в начале XX в. не было распространенной традицией, несколько больше внимания уделялось именинам, хотя и эта тенденция более характерна для городского быта, но именно в таком контексте особенно заметна исключительность празднования первой годовщины. Причина особого внимания традиции к преодолению ребенком первого годового рубежа не вызывала сомнений у исследователей. Изучение годовщины через призму приуроченных к ней обрядовых действий привело к выводу о том, что это один из наиболее четко выраженных в народной культуре славян порогов социализации.

Описание празднования годовщины жизни ребенка у донских казаков следует начать с парадоксального, на первый взгляд, но вполне согласующегося с особенностями народного восприятия времени явления, а именно с принципов совмещения культурного понятия «год со дня рождения» и конкретной даты проведения празднования. С одной стороны, годичный период развития ребенка был прочно связан с рядом запретов и предписаний, в результате в сознании общины и ближайших родственников этот временной отрезок было последовательно актуализирован. Так, повсеместно на обследованной территории считалось, что до года ребенка не следует кормить рыбой (более конкретный вариант — щукой), иначе он своевременно не научится говорить, нельзя подносить к зеркалу, иначе он спать не будет (вариант — «сам сибе згла-зить»). Рекомендация не класть (не сажать) младенца на стол из страха перед тем, что его «вазьметь младенская» (детская судорожная болезнь), дополнялась особым запретом ставить ножками на стол до года, иначе ребенок не научится ходить. Часто до года, во избежание невольного сглаза или наведенной порчи, опасались показывать ребенка «чужим» (не родственникам), вывешивать на двор пеленки и другие детские вещи. На западных территориях проживания донских казаков по Северскому Донцу бытовало поверье о том, что нельзя допускать встречи двух детей одинакового возраста, пока им не исполнится по году, если такое случится, то один из младенцев обязательно заболеет и может не выжить.

Год был минимальным сроком продолжения грудного вскармливания, при том что, как правило, от груди отнимали детей в возрасте от полутора до трех лет, но только если мать по каким-то причинам кормила дитя менее года, младенец считался обездоленным. Особенно широко до сих пор распространен запрет стричь волосы и ногти в течение первого года жизни. С другой стороны, в сознании информантов конкретные границы «первого года» далеко не однозначно совпадают с границами года астрономического. В устной традиции, носителями которой являются старожилы, до последнего времени сохранялись архаические принципы измерения и счета времени, согласно которым события жизни вписаны в цикл природно-климатических изменений, а точками отсчета служат хозяйственные мероприятия: «Мы вот спрашывали: — Мама, а када я радилась? — Да в лидаход, доча мая, крыги такии шли па Данцу, бальшыи, што ни пирийтить. — А Ленюшка када радилси? — братиц у мине был, Ленюшка звали. — Да ф синакос, када сена варушыли…»». Документальное же закрепление (в церковно-приходской книге) получал день крещения, а не рождения, который мог отличаться от времени действительного появления на свет на срок от нескольких дней до нескольких месяцев.

Грубое пренебрежение точной датой рождения может объясняться не только социальными проблемами донских станиц (недостаточной грамотностью или культурной запущенностью, например), но и тем, что продолжал существовать уклад, требовавший не формального — по количеству прожитых лет, а действительного, биопсихологического соответствия индивида тем функциям, которые на него налагала принадлежность к определенной половозрастной группе. В результате переход ребенка с одной возрастной ступени на другую в значительной степени ориентирован на последовательное приобретение им тех или иных умений, традиционно маркированных в данном сообществе как признаки «настоящего» человека, — умение говорить, ходить, употреблять «настоящую» пищу.

 

Источники:

  1. Власкина Н.А. Ранневесенние праздники донских казаков: к вопросу о территориальном варьировании календарной обрядности. См. КиберЛенинка
  2. Власкина Т.Ю. Первая годовщина рождения ребёнка в традициях донских казаков. См. КиберЛенинка
  3. Рыблова М.А. Весенние праздники у донских казаков в XIX — начале XX вв.: половозрастной аспект. См. КиберЛенинка

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *