С середины XIX века ни одно потрясение русской политической и духовной жизни не обходится без участия в нём радикально настроенной интеллигенции. Интеллигенты-народники подстрекали к бунту крестьян, интеллигенты-эсеры убивали должностных лиц, интеллигенты-чекисты подвергали русскую культуру безжалостному уничтожению, интеллигенты-диссиденты расшатывали основы советского режима, и теперь интеллигенты-либералы требуют углубления гибельных для страны реформ. Во всех случаях, кроме последнего, этих радикалов в случае провала (а порой и в случае успеха) ждала неминуемая расправа. Народники и эсеры заканчивали свои дни на виселицах и в тюрьмах, чекисты нередко гибли от рук патриархально настроенных граждан, диссиденты нередко дрейфовали между лагерями ГУЛАГа и психиатрическими больницами. В наши дни радикалы из национал-большевистской партии организуют акции неповиновения, которые порой стоят им свободы. И почти все они в своей борьбе выказывали буквально героические самопожертвование и непреклонность. В чём же корни данного явления? Узнав, откуда берётся интеллигентный героизм, общество сможет направить его в иное русло, нежели бесконечная и бессмысленная конфронтация с властями.
В начале XX века видный отечественный философ С.Н. Булгаков, исследуя мировоззрение радикальной интеллигенции, выделяет такую его черту как мнимый героизм. Со стороны кажется, что интеллигентные радикалы готовы действовать ради народного блага и даже стать мучениками народного дела. Однако мыслитель показывает, что это не так. Героизм – не способ действия радикального интеллигента, а образ его мышления.
Мыслитель описывает это состояние так: «Интеллигенция стала по отношению к русской истории и современности в позицию героического вызова и героической борьбы, опираясь при этом на свою самооценку. Героизм (курсив автора)– вот то слово, которое выражает, по моему мнению, основную сущность интеллигентского мировоззрения и идеала, притом героизм самообожения. Вся экономия её душевных сил основана на этом самочувствии. Изолированное положение интеллигента в стране, его оторванность от почвы, суровая историческая среда, отсутствие серьёзных знаний и исторического опыта – всё это взвинчивало психологию этого героизма. Интеллигент, особенно временами, впадал в состояние героического экстаза, с явно истерическим оттенком. Россия должна быть спасена, и спасителем её может быть и должна явиться интеллигенция вообще и даже имярек в частности, и помимо его нет спасителя и нет спасения»[1]. Этот героизм выражается в неуёмной политической деятельности, которая скорее разъединяет, нежели сплачивает людей. Получается, что, протестуя против принципа «человек человеку волк», интеллигент заявляет: «человек человеку герой». «Интеллигенция, страдающая «якобинизмом», стремящаяся к «захвату власти», к «диктатуре» во имя спасения народа, неизбежно разбивается и распыляется на враждующие между собой фракции, и это чувствуется тем острее, чем выше поднимается температура героизма. (…) Из самого существа героизма вытекает, что он предполагает пассивный объект воздействия – спасаемый народ или человечество, между тем герой – личный или коллективный – мыслится всегда лишь в единственном числе. (…) Герой есть до некоторой степени сверхчеловек, становящийся по отношению к ближним своим в горделивую и вызывающую позу спасителя, и при всём своём стремлении к демократизму интеллигенция есть лишь особая разновидность сословного аристократизма, надменно противопоставляющая себя «обывателям»»[2]. Вот таким явлением оборачивается выше упомянутое народопоклонство интеллигенции. Оказывается, что народ в качестве фетиша нужен лишь затем, что можно было обожествить себя самих как его слуг и спасителей. Героизм, на взгляд Булгакова, вытекает из максимализма интеллигенции. Стремление одним действием получить всё и сразу является как раз девизом этого максимализма. В спокойные эпохи максималисты, вероятно, чувствуют себя на обочине жизни. Зато во время тех или иных социальных катаклизмов открывается широчайший простор для деятельности доморощенных героев. Именно потому радикальная интеллигенция так ждёт и готовит революцию. Но философ предостерегает: «Не надо забывать, что понятие революции есть отрицательное, оно не имеет самостоятельного содержания, а характеризуется лишь отрицанием ею разрушаемого, поэтому пафос революции есть ненависть и разрушение»[3]. Говоря об интеллигентском максимализме, Булгаков считает, что именно из него вытекает нигилизм радикальной интеллигенции: «С максимализмом целей связан и максимализм средств, так прискорбно проявившийся в последние годы. В этой неразборчивости средств, в этом героическом «всё позволено» (предсказанном Достоевским ещё в «Преступлении и наказании» и «Бесах») сказывается в наибольшей степени человекобожеская природа интеллигентского героизма, присущее ему самообожение, поставление себя вместо Бога, вместо Провидения, и это не только в целях и планах, но и путях и средствах осуществления. Я осуществляю свою идею и ради неё освобождаю себя от уз обычной морали, я разрешаю себе право не только на имущество, но и на жизнь и смерть других, если это нужно для моей идеи…»[4]. Разумеется, далеко не каждый радикальный интеллигент может по-настоящему быть героем, зато каждый может быть нигилистом. Нельзя считать нигилизм характерной чертой интеллигентного мировоззрения, но тем не менее он является неизменным спутником интеллигентного радикализма. «Нигилизм поэтому есть страшный бич, ужасная духовная язва, разъедающая наше общество. Героическое «всё позволено» незаметно подменяется просто беспринципностью во всём, что касается личной жизни, личного поведения, чем наполняются житейские будни. В этом заключается одна из важных причин, почему у нас при таком обилии героев так мало просто порядочных, дисциплинированных, трудоспособных людей…»[5]. На упрёки за легкомысленную жизнь радикальные интеллигенты обычно реагируют бурной проповедью аскетизма. Но подобная аскеза, при глубоком рассмотрении, носит обычно вынужденный характер. С.Н. Булгаков отмечает: «Если мы попробуем разложить эту «антибуржуазность» русской интеллигенции, то она окажется mixtumcompositum, составленным из очень различных элементов. Есть здесь и доля наследственного барства, свободного в ряде поколений от забот о хлебе насущном и вообще от будничной, «мещанской» стороны жизни. Есть значительная доза просто некультурности, непривычки к упорному, дисциплинированному труду и размеренному укладу жизни»[6]. Таким образом, антибуржуазность и аскетизм являются не отличительной чертой интеллигенции, а следствием банальной лени и непрактичности, которые присущи не только радикалам, но и многим другим людям. Другой исследователь начала ХХ века, М.О. Гершензон, так описывает интеллигентный аскетизм: «Никто не жил, — все делали (или делали вид, что делают) общественное дело. Не жили даже эгоистически, не радовались жизни, не наслаждались свободно её утехами, но урывками хватали куски и глотали, почти не разжёвывая, стыдясь и вместе вожделея, как проказливая собака. Это был какой-то странный аскетизм, не отречение от личной чувственной жизни, но отречение от руководства ею. Она шла сама собою, через пень-колоду, угрюмо и судорожно. То вдруг сознание спохватится – тогда вспыхивает жестокий фанатизм в одной точке: начинается ругань приятеля за выпитую бутылку шампанского, возникает кружок с какой-нибудь аскетической целью. А в целом интеллигентский быт ужасен, подлинная мерзость запустения: ни малейшей дисциплины, ни малейшей последовательности даже во внешнем; день уходит неизвестно на что, сегодня так, а завтра, по вдохновению, всё вверх ногами; праздность, неряшливость, гомерическая неаккуратность в личной жизни, наивная недобросовестность в работе, в общественных делах необузданная склонность к деспотизму и совершенное отсутствие уважения к чужой личности»[7].
Подводя итоги, отметим, что героизм радикальной интеллигенции – явление болезненное. Возможно, это следствие какого-нибудь социального психоза (оставим эту задачу социальной психологии). Героическое поведение такого типа направлено не на достижение цели, а на противопоставление его носителя всему остальному обществу. Соответственно, единственная возможность сосуществовать с радикальной интеллигенцией без обоюдного вреда – не создавать ей мучеников.
Авторы: Сулимов С.И. Киреев В.К.
Библиография:
1) С.Н. Булгаков Героизм и подвижничество // Русский индивидуализм. Сборник работ русских философов XIX-XX веков. – М.: Алгоритм. 2007.
2) Гершензон М.О. Творческое самосознание // Вехи. – Свердловск: издательство Уральского университета. 1991. – С 78.
Примечания:
[1] С.Н. Булгаков Героизм и подвижничество // Русский индивидуализм. Сборник работ русских философов XIX-XX веков. – М.: Алгоритм. 2007. – С 111.
[2] Там же, С 115-116.
[3] Там же, С 118.
[4] Там же, С 119.
[5] Там же, С 120.
[6]Булгаков С.Н. Героизм и подвижничество // Вехи. – Свердловск: изд-во Уральского университета, 1991. -С48.
[7] Гершензон М.О. Творческое самосознание // там же. – С78.