Проблема с жильем, прежде всего в Воронеже в период НЭПа была, пожалуй, самой острой. Жилищная проблема впоследствии приобрела многоаспектный характер. Но, в конечном счете, она явилась результатом острой нехватки жилья. Нехватка жилья действительно была катастрофической. Так, например, по г. Воронежу по данным секции горсовета гражданских сооружений на 15 сентября 1924 г. дефицит жилой площади составлял 100 тысяч квадратных метров.1 Для обеспечения жителей города государственной санитарной нормой 10,62 кв.м жилой площади на одного человека городу требовалось дополнительно 45560 кв.м жилья. Тяжелой, хотя и в несколько меньшей степени, была ситуация с жильем в уездных городах. В целом во всех уездных городах жильем люди были обеспечены в конце 1924 г. на 50% от санитарных норм.2
Однако, сухие цифры не передают того драматического состояния, в котором находились рабочие, не имевшие жилья. Жизнь вместе с тем показала и несостоятельность государственной установки на попытку разрешить жилищную проблему путем подселения рабочих, не имевших жилья, к семьям, которые имели излишки жилплощади. Такая практика, начавшаяся после Октябрьской революции, регулировалась инструкциями и циркулярами НКВД, в т.ч. от 14 ноября 1921 г. и от 19 сентября 1924 г., а также постановлением СНК РСФСР от 28 декабря 1924 г.3
Воронежский горисполком в соответствии с этими документами принимал свои постановления. Наиболее обстоятельное среди них от 18 августа 1926 г. «О порядке выделения в коммунальном жилищном фонде 10% площади частновладельческих, демуниципализированных и арендованных домов, сдачи квартир и использования жилой площади в домовладениях в г.Воронеже».4 Воронежский горисполком в своих решениях, этом и предыдущих подтвердил инструкцию НКВД от 14 ноября 1921 г., согласно которой если полезная жилая площадь в указанных домах не ниже 20 квадратных сажень (91,04 кв. м.), то 10% жилой площади (так называемая 10-ти процентная норма) должна быть отчислена в распоряжение Управления муниципальным имуществом (сокращенно У МИ). Однако осуществить на практике это было очень трудно, так как большинство домовладельцев всеми способами уклонялись от этой обязанности, ссылаясь обычно на то, что дом полностью заселен и выделить 10% свободной площади нет возможности.
Для того, чтобы легче было опознать где муниципальное, а где частное жилье было решено на всех частных домовладениях укрепить зеленые таблички с обозначением порядкового номера, отделения милиции, фамилии домовладельца. Для муниципальных домов — красные таблички с указанием, что дом принадлежит горкомхозу и с изображением государственного герба.
В том случае если дом с излишней жилплощадью был полностью заселен и поэтому нельзя было выделить 10 процентную норму, домовладелец должен был дать подписку в том, что при освобождении у него жилой площади он сообщит об этом УМИ. При этом жилплощадь должна быть вполне пригодной для жилья и отвечать всем требованиям гигиены и санитарии. На забронированные таким образом помещение УМИ выдавало ордера, служащие документом на право вселения и проживания в этих домах. Плата за жилье поступала в распоряжение домохозяина. В том случае если помещения в частновладельческих и арендованных домах не были зачислены в коммунальный жилой фонд, то домовладельцы могли сдавать в наем самостоятельно без ордеров УМИ. Но при этом домовладелец был обязан в случае освобождения помещений вывешивать у ворот объявления о сдаче помещения. Если после двух недель комната не заселялась, коммунальный отдел брал квартиру на учет и заселял по своему усмотрению.1 Таким образом, как отмечалось в одной из публикаций в «Воронежской коммуне», «теперь идет борьба за каждый клочок жилой площади».2
Однако то, что было создано в результате так называемого «уплотнения» мало приносило радости как рабочим, получившим ордер на подселение, так, естественно, и домовладельцам. Сохранились документальные свидетельства этих ситуаций. Так, в июле 1926 г. горисполкомом были обследованы жилищные условия работниц — швей. Проверка показала, что иметь квартирантами, работающих по найму, для домовладельцев не выгодно. Несмотря на то, что многие работницы платили владельцу жилья по договоренности, все же их бюджет не позволял выйти из определенных рамок и любое лицо свободной профессии всегда могло заплатить гораздо больше. Ситуация еще более осложнялась, когда работницы платили владельцу жилья по тарифу, установленному губисполкомом. Выходило, что работница-наниматель жилья была не выгодна частному владельцу и он, как правило, старался всеми правдами и неправдами выжить ее. В печати того времени приводились, например, такие факты. Наиболее «благородный» метод: когда приходила работница платить за квартиру, хозяин ей говорил: «зачем мне ваши копейки, они меня богаче не сделают. Купите лучше молока ребенку». Ее трогало такое радушие, и она, поблагодарив, уходила со своими 90 копейками. Но через три месяца она получает повестку из суда по делу о ее выселении за неоплату квартплаты. У другого домохозяина рабочий жил во флигеле. Домохозяин решил флигель перестроить, и переселил рабочего в сарай, но когда флигель был готов хозяин заявляет, что он строил его не для жильца и предлагает ему убираться. К хозяину, например, приехал сын — рабочему с 4 детьми предлагается переехать в сырую комнату во дворе. Рабочий переходит. А с наступлением осени начинает литься вода со всех стен и дети заболевают. Был известен случай, когда одну работницу с детьми хозяин четыре раза переселял из одной комнаты в другую. Затем она жила в помещении, которое с большой натяжкой можно назвать жильем1. Эти и другие аналогичные примеры свидетельствуют, что такой путь, путь 10% изъятия излишков не мог, конечно, решить жилищной проблемы рабочего человека. Хотя это была какая-то отдушина для людей совершенно не имевших жилья. Русский человек, когда нагрянет беда, становится более добрым и готов делить и кров и пищу с людьми попавшими в беду. Так было во время великой Отечественной войны, когда сотни тысяч беженцев приняли в свои семьи жители восточных районов СССР. Но в условиях НЭПа такого взаимопонимания не получилось. Возможно, что здесь был задействован только административный ресурс, грубое давление. «Казалось бы, — отмечалось в «Воронежской коммуне», — что все неправильности должны были здесь быстро изживаться — закон на стороне нанимателя, но практика показывает, что изощрения домовладельцев в области выживания из квартир до того стратегически построены, что квартиранты теряют энергию и силы бороться с ними и считают за лучшее удрать куда глаза глядят».1
Рабочие и служащие все более настойчиво требовали особенно в период отчетно-выборных кампаний горсоветов ясной и четкой картины распределения жилого фонда. Вот характерное письмо рабочего-пекаря в Воронежский горсовет: «Мне приходится жить в пекарне «Поляна», где я работаю вместе с моей беременной женой. Хожу исправно в УМИ, видел как там раздали 50 квартир, но получить квартиру не могу. Наверное, моей жене и рожать придется в пекарне». Инвалид Куцов.2 В другом письме содержалась такая же жалоба. «Я инвалид гражданской войны. Приехав в Воронеж, я остановился на квартире моего родственника близ Ботанического. Родственник живет со своей семьей (7 человек) в двух комнатах и остановиться у него я мог только «временно». Но вот прошло уже два года, а квартиры я найти не могу. В У МИ, куда я хожу каждую неделю, мне говорят живите где живете, между тем возвращаться ежедневно в 2-3 часа ночи к Ботаническому саду без ног и больному туберкулезом очень тяжело». Мамонтов.3
Работница-швея Мануйлова с тремя малолетними детьми, проживавшая по улице Ф.Энгельса 21 в подвальном, сыром, затопляемом канализационными отходами помещении, признанная народным судом, что она бедного состояния и срочно нуждается в переселении, подала в мае 1925г. заявление в Горсовет о ее переселении. Горсовет направил ее письмо с просьбой улучшить ее жилищное положение в Губернский коммунальный отдел. Губернский коммунальный отдел отвечал: «В ответ на Ваше отношение о предоставлении квартиры гражданке Мануйловой ГКО сообщает, что ввиду квартирного кризиса, не дающего возможности удовлетворить просьбы поступившие в УМИ заявок на квартиры, которых в настоящее время около 2500 предоставить квартиру гражданке на данный момент нет никакой возможности».4
В ответ на заявления и письма граждан о жилье Воронежский горсовет в печати разъяснял ситуацию с жилым фондом в г. Воронеже. В отчете говорилось в городском отделе коммунального хозяйства на 1 апреля 1926г. в муниципализированных и частновладельческих домах (10% отчисление) было всего 76687 кв.м. жилой площади. На этой площади проживало 4035 семей. В среднем на каждого человека приходилось 6,3 кв.м., что было значительно меньше, чем полагалось по санитарной норме. Кем была заселена указанная площадь? Анализ показал, что на ней проживало 1043 семей рабочих, 1855 семей служащих, 172 — военнослужащих, 175 — учащихся, 312 — безработных, 261 — инвалидов, 12 семей демобилизованных красноармейцев, 19 семей, как тогда указывалось нетрудовых элементов и 200 семей прочих граждан. В комментариях к этим данным отмечалось, что эти цифры могут быть скорректированы и вполне возможно что «нетрудового элемента несколько больше — иногда он просачивается в рубрики и «прочих граждан» и «безработных» и т.п.».1
Острой проблемой для рабочих и служащих была проблема оплаты жилищно-коммунальных услуг. Ситуация осложнялась тем, что если в период «военного коммунизма» плата за коммунальные услуги практически не существовала, то теперь в связи с НЭПом хотя бы для элементарной поддержки в нормальном состоянии жилья предстояло значительно повысить за него плату. Такое повышение, естественно, болезненно воспринимал рабочий класс. 5 октября 1925г. состоялось объединенное собрание рабочих Отрожских мастерских. На собрание к рабочим приехал предста-витель губкоммунотдела Ковыршин, который доложил о наличии жилой площади, имеющейся в распоряжении ГКО в т.ч. муниципальной, национализированной, забронированной в счет 10% отчисления. Докладчик указал, сколько размещено семей рабочих и служащих, транспортников, военных и т.д. на указанной жилплощади, о ремонтных работах, взимании квартплаты и др. После бурного обсуждения этой актуальной для рабочих проблемы выяснилось, что особенно острым является вопрос о повышении квартирной платы. В принятом постановлении отмечалось следующее: «заслушав доклад т. Ковыршина о работе ГКО, мы рабочие Отрожских мастерских депо станции Отрожка признаем работу неудовлетворительной, а именно требуем обратить самое серьезное внимание первым делом на урегулирование квартирной платы, так как таковая взимается неправильно».2 Рабочие, в частности, резко возражали против того, что квартирная плата взимается по прогрессивной системе, т.е. чем выше заработная плата, тем выше и плата за квартиру и коммунальные услуги. Они требовали, чтобы плата за квартиру в крайнем случае исчислялась с учетом только тарифной ставки, а не со всего заработка. Предлагалось также переселять рабочих в квартиры с окраин в центр города, осуществлять коммунальные услуги за счет квартирной платы, воздержаться от ремонта мостовых на окраинах города, а употребить эти средства на ремонт домов, принадлежащих городскому коммунальному отделу, разрешить гражданам самим делать ремонт своих квартир за счет квартирной платы.3 Наконец, особую неприязнь у рабочих вызвал тот факт, что квартирная плата взималась в зависимости от количества занимаемой площади, а не учитывалось ее качество. Здесь имелось в виду как ее расположение: ближе или дальше от центра города, так и то, в какой степени она пригодна или не пригодна к жилью. В связи с этим в решение собрания был внесен следующий пункт. «Так как одним рабочим приходится платить 20 или 40 копеек за метр великолепной квартиры, а другим приходится такую цену платить совсем за непригодную квартиру… мы рабочие считаем этот вопрос самым больным и просим во что бы то ни стало его урегулировать. Докладчик сказал, что это зависит не от ГКО, а от губисполкома, ввиду этого просим выслать нам на общее собрание докладчика из губисполкома».1 Между прочим обращает на себя внимание довольно решительный тон резолюции рабочего собрания, а это свидетельствует, что в середине НЭПа (1925г.) рабочий класс, а это видно и по другим документам, действовал активно и решительно отстаивал свои права. И в тоже время показательно, что уже в этот период все больше брали верх принципы администрирования. Рабочим было сообщено следующее. «Месткому Отрожских мастерских. Копия горсовету г. Воронежа. Рассмотрев протокол №5 от 5 октября 1925 г. Вашего объединенного собрания… президиум губисполкома настоящим сообщает, что затронутые вопросы… президиум губисполкома передал для проработки коммунальной секции горсовета, после чего решения секции и горсовета будут рассмотрены в президиуме губисполкома»2. И тем не менее ряд требований и желаний рабочих были учтены в последующих решениях губисполкома и горсовета г.Воронежа по жилищно-коммунальным вопросам.3
Надо сказать, что и губисполком и горсовет испытывали значительное давление со стороны и месткомов и отдельных рабочих и служащих, которые систематически обращались с просьбами о предоставлении льгот по оплате жи-лищно-коммунальных услуг.
Ректор Воронежского сельскохозяйственного института А.В.Думанский 12 декабря 1925г. направил в горсовет служебную записку. В ней отмечалось «Своеобразные условия жизни работников института, выразившиеся в низкой оценке их труда, отдаленности от города, заставляющей при сношении с ним производить, тягостно отражающийся на бюджете каждого служащего расход, побуждает правление института ходатайствовать о снижении оплаты академическим и высшим хозяйственно-техническим персоналом коммунальных услуг до 60%, т.е. установить оплату не выше 40% сравнительно с суммой, вытекающей из последних норм горсовета».4
В этих условиях местные органы власти вынуждены были идти на уступки. Впервые в период НЭПа вопрос о льготах для рабочих был поставлен 15 марта 1924г. в служебной записке Воронежского губернского коммунального отдела комбинату «Водосвет».5 В ней сообщалось, что президиум горсовета «решает вопрос о предоставлении рабочим г.Воронежа возможных льгот по разного рода налогам и плате за коммунальные услуги (квартплата, водопровод, электровещание, снижение ставок земельной аренды взимаемых с рабочих, владеющих домами)».6 В обязательном постановлении губисполкома от 6 июля 1925г. тарифы на электроэнергию устанавливались следующим образом. Нормальный тариф на электроэнергию для освещения квартир и учреждений за один киловатт час составлял 33 копейки, а льготный для рабочих — 18 копеек, т.е. почти в два раза дешевле. Наоборот, для освещения торговых помещений один киловатт стоил 65 копеек, т.е. более чем в 3 раза дороже, чем для рабочих. В начале 1927г. была введена плата за излишнюю площадь в тройном размере.7
Классовый подход к взиманию квартирной платы особенно наглядно проявился в постановлении Воронежского губисполкома от 18 апреля 1927г. «О целевом квартирном налоге». Согласно этому постановлению если жилец имел годовой доход до 1000 рублей, то он платил в месяц за один кв. метр 5 коп., от 1000 до 1200 руб. — 7 коп., от 1200 до 1800 руб. — 10 коп. и т.д. Если годовой доход составлял свыше 24 тыс. руб. плата за один кв. метр составляла 2 руб. 50 коп.1 Однако к злостным неплательщикам, даже если они были рабочие применялись довольно суровые меры. Так, в мае 1925г. работница Шведчикова по представлению прокуратуры г.Воронежа была выселена из занимаемой ею квартиры по решению народного суда как злостная неплательщица. Гражданка Клямко также была выселена из квартиры по решению суда, так как привела квартиру из-за плохого ухода за ней в полную негодность.2
Таким образом, жилищная проблема была одна из самых острых. Поэтому следует указать хотя бы в общих чертах какие были сделаны в период НЭПа попытки для ее решения. Основными направлениями для ее решения были следующие: строительство жилья кооперативным способом и строительство путем государственных капиталовложений. Жилищно-кооперативное строительство в период НЭПа получило значительное распространение. Пик его в Воронежской губернии падает на 1925/26 хозяйственный год. Участвовать в строительстве жилья кооперативным способом могли только рабочие с относительно высоким уровнем зарплаты. На одной из профсоюзных конференций в середине 1926г. отмечалось, что условия членства в жилищной кооперации еще очень тяжелы. Рабочий хочет, чтобы, уплатив пай в 5-10 рублей получить квартиру. Это невозможно, поэтому необходимо удлинить сроки кредитования жилищной кооперации. Нужно добиваться этого в банках, равно как и льгот по процентам.3 Действительно кредиты жилищно-строительной кооперации Центрального коммерческого банка на деревянное строительство выдавались на 20 лет, на каменное -25 лет по 3% годовых. При стоимости квартиры в 4 тыс. рублей, в месяц приходилось платить по 24 рубля, что было непосильно для многих рабочих. Благодаря лоббированию интересов рабочих состоящих в жилищно-строительных кооперативах, коммерческие банки пошли на уступки. Наркомфин СССР освободил с первого полугодия 1925/26 хозяйственного года от подоходного налога все жилищные и жилищно-арендные кооперативы и их объединения. В конце 1926г. постановлением СНК РСФСР был продлен срок погашения кредита жилищным кооперативам по деревянному строительству до 45 лет и по каменному до 60 лет. Процент за кредит был снижен с 3 до 2. Благодаря этому рабочим приходилось платить вместо 24 рублей 15 рублей. Кроме этого предпринимались меры по удешевлению строительства. Губернские органы возбудили ходатайство перед Центральным Коммерческим банком о предоставлении займа для финансирования кооперативных организаций по строительству жилья3. В 1926г. Машинотрест организовал рабочий жилищностроительный кооператив, члены которого в счет погашения ссуды платили по 5 руб. в месяц.4
Следует подчеркнуть, что наиболее успешно строил жилье для рабочих кооператив Юго-восточной железной дороги. Это было связано во-первых с тем, что рабочие ЮВЖД были относительно более высокооплачиваемой категорией работников и, во-вторых, это самое важное, администрация ЮВЖД обладала значительно большими материально-финансовыми возможностями чем другие предприятия. В строительном сезоне 1925/26 хозяйственного года жилищно-строительная кооперация ЮВЖД только в пределах Воронежской губернии построила более 30 домов. Причем на их постройку было израсходовано 58000 руб. собственных средств, остальные были получены от Цекобанка, губернского комитета содействия рабочему жилищному строительству и от правления дороги. В Воронеже строительный кооператив ЮВЖД построил жилья на 160 тыс. руб., в Лисках на 78 тыс., в Евстратовке на 78 тыс., в Новохоперске — 44 тыс.1
В 1927г. губернским комитетом содействия рабочему жилищному строительству были выделены средства жилищным кооперативам в следующем объеме. Жилищно-строительному кооперативу завода им. Коминтерна — 70 тысяч, Латненскому — 40 тысяч, Лискинскому — 30 тысяч, кооперативу «Красный луч»- 20 тысяч, Россошанскому — 15 тысяч, кооперативу транспортников — 10 тысяч, Новохоперскому — 5 тысяч, кооперативу «Новый лад» — 5 тысяч.2 Эти средства в сумме 195 тысяч рублей явились весомой поддержкой жилищного кооперативного строительства. По данным статистики на 15 октября 1926г. в губернии в 176 кооперативных домах проживало 11067 человек — по 7,8 м2 на 1 человека. Среди них рабочих 21,4%, служащих 59%, кустарей 3,4%, лиц свободных профессий 3%, безработных 3%, инвалидов 7%, торговцев 1%, лиц неопределенных профессий 22%.3
Социально-значимым было финансирование строительства жилья, которое выдавалось рабочим и служащим бесплатно. 5 апреля 1927г. Воронежский губисполком принял решение «О жилищном строительстве на 1927г.». Этим решением была утверждена программа жилищного строительства по промышленным предприятиям ГСНХ на 1926727г. в следующем объеме. По Машинотресту — 170 тыс. руб. Воронежглине — 55 тыс. руб., Спиртотресту — 22370 руб, Кирпичному заводу — 7 тыс. руб., Усманской махорочной фабрике 2 тыс. руб. Всего на сумму 256370 руб. Важно подчеркнуть, что в постановлении были определены источники финансирования жилищного строительства. Расходы покрывались:
а) ссудой из местного бюджета: по Машинотресту — 35 тыс. руб., Воронежглине — 55 тыс. руб., Спиртотресту — 10 тыс. руб.;
б) ссудой из Центрального Коммунального банка: по Машинотресту -130 тыс. руб.;
в) ссудой Воронежского Коммунального банка: по Кирпичному заводу -7 тыс. руб.;
г) средствами жилфонда: по Машинотресту — 5 тыс. руб., Спиртотресту -12370 руб., Усманской махорной фабрике — 2 тыс. руб.4
Обращает на себя внимание реалистичность данной программы, точный расчет.
В целом по стране государство финансировало примерно пятую часть жилищного строительства, 1/10 финансировала кооперация, остальную частные лица. В 1923г. по РСФСР было введено в строй 762,1 тыс. кв. м., в 1924г. 866,5 тыс., в 1925г. 1271,6 тыс. и в 1926г. 2159,0 тыс. кв. м. жилья.
Но, отмечая позитивные сдвиги в жилищном строительстве, следует указать и негативные моменты. Нередко в погоне за его удешевлением разрабатывались проекты такого жилья, которое было слишком упрощенным. Так, в постановлении губисполкома от 5 апреля 1927г. было записано: «поручить губернскому инженеру и губернскому плановому отделу разрешить вопрос о более дешевых и целесообразно устроенных типовых жилищных постройках для рабочих, об удешевлении рабочего жилищного строительства». Эта тенденция, которая прослеживалась в 1920-е годы, станет еще более заметной в 50-60-е годы, когда начнется, так называемая, борьба «с излишествами» в строительстве. Следует также отметить, что темпы обеспечения населения жильем могли бы быть быстрее, если бы не было жестких ограничений на индивидуальное строительство рабочих. Это был большой резерв для обеспечения их жильем. В полной мере он не был использован, вероятно, по идеологическим причинам. Хотя определенная работа в этом направлении проводилась: в 1924/25 году Воронежский горисполком выделил под строительство, в т.ч. индивидуальное, 33363 кв. сажень земли.1
Важным средством увеличения жилья была сдача домов в аренду частным лицам. Сдача домов в аренду, а в аренду, как правило, сдавались полуразрушенные дома, позволяла довольно быстро вводить их в эксплуатацию, так как арендатор всеми силами изыскивая средства старался привести их быстрее в надлежащий вид, чтобы получать прибыль. Так арендатор А.П.Попов в заявлении в Воронежский горсовет в сентябре 1926г. писал: «Мною в прошлом году взят в губкоммунотделе в аренду дом с обязательством восстановить его. На проведение ремонта мною затрачено уже около 1000 рублей, из коих 800 взято в кредит в Воронежском обществе взаимного кредита. В настоящее время по постановлению горсовета я должен залить асфальтом тротуар около своей усадьбы. По приблизительным подсчетам, это будет стоить не менее 250 руб., которых я не имею, а получить больше кредит в Банке не могу. По изложенной причине прошу горсовет отсрочить мне заливку асфальтом тротуара до будущей весны».2
Конечно, дома в аренду сдавались. Как отмечала «Воронежская коммуна», «способ сохранить дома от разрушения — это сдача их в аренду».3 На 1 июля 1926г. в Воронежской губернии в аренду был сдан 251 дом на срок от 5 до 12 лет. Основная их масса была сдана учреждениям — 35 домов и коллективам жильцов — 194 домов, а частным лицам только 22 дома.4
Таким образом, жилищная проблема была важнейшей в жизни горожан. И те сдвиги в ее решении, несмотря на все недостатки, имели большое позитивное значение в сохранении и воспроизводстве рабочего класса.
Автор: Кальченко Е.В.
Источники:
1 ГАВО.Ф.51.Оп.51.Д.192.Л.1.
2 ГАВО.Ф.51 .Оп. 1 .Д. 192.Л.2.
3 Воронежская коммуна. — 1926. — 15 июля; ГАВО.Ф.1.Оп.51.Д.201.Л.74.
4 ГАВО.Ф.51.Оп.1.Д.201.Л.74.
1 Воронежская коммуна. — 1926. — 15 июля.
2 Воронежская коммуна. — 1926. — 9 июля.
1 Воронежская коммуна. — 1926. — 9 июля.
2 Воронежская коммуна. — 1926. — 21 ноября.
3 Там же.
4 ГАВО.Ф.51 .Оп. 1 .Д. 189.Л.308-309.
1 Воронежская коммуна. — 1926. — 5 июня.
2 ГАВО.Ф.51.Оп.1.Д.203.Л.14.
3 ГАВО.Ф.51.Оп.1.Д.203.Л.14.
1 ГАВО.Ф.51.Оп.1.Д.203.Л.14.
2 ГАВО.Ф.51.Оп.1.Д.203.Л.45.
3 См. О квартирной плате. Обязательное постановление Воронежского горсовета от 2 ноября 1926г.// Воронежская коммуна. — 1926. — 5 ноября.
4 ГАВО.Ф.51.Оп.1.Д.203.Л.23.
5 Организация, которая занималась продажей воды и электроэнергии.
6 ГАВО.Ф.51.Оп.1.Д.154.Л.104.
7 Воронежская коммуна. — 1927. — 7 января.
1 ГАВО.Ф.10.Оп.1.Д.1719.Л.241.
2 ГАВО.Ф.51 .Оп. 1 .Д. 189.Л.357,366.
3 Воронежская коммуна. — 1926. — 27 июня.
4 Воронежская коммуна. — 1926. — 8 мая.
1 Воронежская коммуна. — 1926. — 25 мая.
2 ГАВО.Ф.10.Оп.1.Д.1719.Л.1.
3 ГАВО.Ф.51.Оп.1.Д.216.Л.76.
4 ГАВО.Ф.10.Оп.1.Д.1717.Л.2.
1 ГАВО.Ф.51.Оп.1.Д.186.Л.320.
2 ГАВО.Ф.51.ОП.1.Д.203.Л.388.
3 Воронежская коммуна. — 1926. — 5 июля.
4 Воронежская коммуна. — 1926. — 5 июля.